Овечку вынули из воды, стянули запястья, укутали, били по щекам, не давая засыпать, вливали коньяк сквозь сжатые зубы, и когда примчалась бригада врачей, Тина крепко держалась в теле, которое обмотали проводами и трубочками, накачивая свежей кровью с коктейлем лекарств. Только тогда Виктория Владимировна отошла в сторонку и позволила разрыдаться. Ее ангел все пропадал где-то.
Восседая на Мусике, Тиль радостно наблюдал, как один за другим оживают экранчики вариантов. Покосился на перышко, и хотя не помнил точной цифры штрафных, но, кажется, чуть-чуть уменьшилась. А может, и нет, теперь – наплевать. Ему впервые понравилось быть ангелом.
Поиграв мышцами и ничего не ощутив, Тиль подошел к зеркалу, надеясь выяснить, что разглядела овечка. Отражения не было. Он повертелся так и эдак, но не нашел даже тени себя. Ангелы невидимы в зеркалах, какая досада. Тогда заглянул через плечо, но там обнаружились кожаные накладки комбинезона. Даже контур исчез.
Из любопытства Тиль сунулся в зеркало. На той стороне начинался темный свод, выложенный серыми плитами, такой древний, что паутина свешивалась лоскутами. Дул промозглый ветер, издалека скрежетал ржавый металл, чья-то смутная тень метнулась и исчезла. Ангел ощутил, как тоска и печаль шевелящимися лапками ползут по коленям. Он испугался и выпрыгнул в комнату.
Здесь было куда лучше, суетились врачи, бледная овечка мирно лежала в кровати, принесли Мотьку, которого Виктория Владимировна обняла, как ребенка, и нацеловывала пушистую морду. Здесь было понятно. А что находилось там, знать не хотелось.
Для надежности уточнив варианты, Тиль оседлал Мусика, чтобы проветриться на Том свете, как вдруг понял, что совершил непростительную ошибку: не успел договориться с овечкой. Она ведь так и не знает, как понимать команды. То есть советы. Вот обида, такой шанс упущен.
Но перышко считало иначе, не заметив ляп ангела.
XVII
После пятой клиентки Толик проникся безграничной уверенностью, что разбирается в женщинах, как механик в моторе, научившись включать, разгонять, тормозить, где надо смазать, а когда и выпустить пар. При всем многообразии причесок и брильянтовых украшений дамы рулились до удивления одинаково. Как будто внутри у них несложный механизм, к которому нужен правильный ключик.
Мастерство управления приносило, кроме дохода, глубокое удовлетворение, сродни тому, что переживали открыватели новых земель или законов квантовой физики. Но чем дольше Толик имел дело с человеческим материалом, тем слабее пылал. Управлять женщинами становилось скучно. Выбрав жертву, он точно знал, какие слова скажет, что она ответит, как пошутит и что будет потом. Отклонения случались, но лишь подтверждали правило, и после несложного виража, зажигавшего азарт побеждать, общение сворачивало на проторенную колею. Вскоре рутина соблазнений погребла окончательно.
Профессионал болеет особой хворобой, которую трудно понять стороннему: привычное узнается ему по-иному. Так, стоматолог видит не улыбку, но качество зубов, режиссер – не фильм, но монтаж кадров, а повар в прекрасном олене намечает бифштекс. Толик страдал не меньше, пытаясь познакомиться с симпатичным объектом как простой парень, которому глянулась девица. Но стоило завести контакт, получив поощрительную улыбку, что-то щелкало, и вместо симпатичной мордашки проступал женский механизм, овладеть которым было парой пустяков и двух коктейлей.
Когда Толик понял, что подхватил опасный вирус, было уже поздно, процесс зашел слишком далеко, приговор огласили: он не сможет влюбиться искренно. И что совсем худо – не поверит, что в него кто-то влюбится на самом деле. Чтобы справиться с печальной участью, пробовал заставить себя быть влюбленным. Получалось неказисто. Кое-какие девицы клялись в чистой и светлой, но он знал: дурман профессиональных навыков.
Последний шанс был с Аленкой. Пытаясь стать мужчиной, мечтающим об уютном гнездышке и крепкой семье, так заигрался, что на какой-то миг поверил и перед отлетом в Испанию обещал вернуться, чтобы построить жизнь с ней. Но как только засучил рукава для большой работы, начисто забыл все. Оказалось – не зря. Девочка сама пыталась юлить и рулить.
А если бы Тина?
Тиль попробовал осторожно примерить овечку на жизнь, стараясь разобраться, как бы вел себя Толик, если бы повстречал богатую наследницу, да хоть в том же кафе, но его призвали.
– Ангел Тиль!
Витражные окна красили разноцветьем мозаичный пол, отражаясь в зеркалах противоположной стены, потолок узкого коридора насквозь покрывала роспись с множеством фигур среди облаков. Под ней прохлаждалась парочка в смокингах.
Лихо завернув Мусика, так что из живого мотоцикла полетел бы дым паленых покрышек, Тиль поздоровался:
– Я здесь, чего кричишь.
Лица ангелов не знакомы. Ему приветливо улыбнулись и даже изобразили нечто вроде церемонного поклона придворных.
– Счастливы приветствовать такую известную личность! – возвестил ангел с роскошными усами под грозным изгибом носа. – Это большая честь для нас! Исключительно! Волшебно!
– Зачем призвали?
– О, месье Тиль! Приносим глубочайшие извинения! – другой ангел, отличавшийся почти женственными чертами, извивался в дворцовом поклоне. – Мы вынуждены были оторвать вас от многотрудных дел по причине исключительно деликатного свойства. Поверьте, мы искренно сожалеем, что вынуждены были поступить так. Но обстоятельства сильнее нас, так сказать.
– Для начала позвольте представиться! – Усатый изобразил, что срывает шляпу и обмахивает ею сапоги. – Ангел Полвторого.
– А я имею часть представить вам ангела Полтретьего, – другой изящно повторил номер с воображаемой шляпой. – К вашим услугам, месье. Располагайте мной, как вам будет угодно.
Тилю было угодно невежливо огрызнуться:
– Зачем призвали?
– О, месье! Крайняя необходимость, поверьте, ничто иное! Мы с Полтретьего задумали устроить поединок, жестокую и беспощадную дуэль, так сказать. Для поединка ангелов, как известно, нужен арбитр, который рассудит. Арбитры, разумеется, не должны знать, ни в коей мере, ни одного из сражающихся ангелов, чтобы быть объективным. Таковы правила. Согласны принять на себя сколь почетную, столь и трудную миссию?
Пистолетов или шпаг не обнаружилось. Любопытно, как ангелы собираются накостылять друг другу. Такой опыт пригодится, мало ли что. Ему уже хотели разукрасить ангельский лик. Бедный Ж-ангел, как он понимает ее теперь, жаль, извиниться нельзя. В общем, Тиль был не против посудить.
Ангелы рассыпались в затейливых комплиментах, какие могли родиться в куртуазном веке блестящего короля-солнца, пока Тилю не надоело, и он потребовал приступать, раз уж им жизнь не дорога, или чем они там собираются рискнуть. Дуэлянты отмерили шаги, развернулись, уперев руки в боки, и обменялись решительными взглядами.
– Огонь! – крикнул Тиль первое, что пришло на ум, не заботясь о дуэльных традициях. Познав мировую литературу, ничего хорошего в поединках чести он не видел.
