– Мы, наверное, немного сбились. Ты не укажешь нам путь… на торжества.
– А… понятно, неудобно без навигатора. Правда? Но вы правильно идете. Вот сейчас после озера перекресток будет. Там направо, и будет мост у шлюза. Через Эльде не переходите – это к вокзалу. Просто идите по набережной – к центру и выйдете. Ну, там уже спросите.
Фюргарт и чародей вышли на крылечко и спустились к калитке. Группа всадников ожидающе смотрела в их сторону. Утес на своем черном коне нервно гарцевал недалеко за заборчиком.
– Мост, – сказал чародей Фюргарту. – Город на обеих сторонах Эльды. Даже на запретном берегу.
– Да. Я понял. Но инаугурация будет вроде на этой стороне.
– Друзья, – они обернулись на голос сзади, – возьмите вот бутылочку воды с собой. Одежка на вас, конечно, забавная, но тяжело, наверное, по такой погоде.
Хозяин дома протягивал им узкую полупрозрачную бутылку.
Они подошли к нетерпеливо ожидавшим всадникам. Баррион привычно вскочил в седло и хмурил брови в раздумьях, пока Суток неловко вставлял ногу в стремя и, схватившись обеими руками за седло, вытягивал себя на лошадь.
Фюргарт вопросительно посмотрел на своего ухмыляющегося слугу, и тот, поспешно подскочив, подставил чародею руки под колено.
– Это просто люди, – ответил наконец рыцарь на молчаливый вопрос офицеров. – И мы очень вовремя. Нас воспринимают как гостей на торжества.
Полковник хмуро пожевал усы, поднял руку, и колонна тронулась с места.
– Странный у них флаг, – сказал Баррион чародею. – Коронованный бык.
– Или бык… с золотыми рожками косули, – добавил Суток. – Но да, корона это очень важно.
Хозяин дома стоял на крыльце и провожал глазами людей в запыленных кожаных доспехах. Люди шли молча, словно выполняли тяжелую, но привычную работу. За последними воинами двигались деревянные повозки. Иссиня-черные волы тянули шеи в ярме. Мужчина вздохнул, думая о том, сколько бездельников развелось в их стране, и пошел во двор разбираться с генератором.
Слева, за рядом почти одинаковых домов, всадники видели гладь довольно большого озера с белой посудиной посередине. Полковник хмуро смотрел на это очередное подтверждение слов чародея. Было видно, что сэр Эррум никак не мог смириться с такими взбрыкиваниями в их землях. Вправо от главной дороги отходили небольшие улочки. Баррион, проезжая, бросал вдоль них взгляд, пытаясь представить жизнь в этом странном селении. Кое-где люди все же показывались. Вот на перекресток вышли двое детей: мальчик и девочка. Светловолосые, они смотрели на проходящих солдат. Мальчик указывал рукой на оружие и что-то объяснял младшей девочке. Она держала в руках крохотную собачонку.
Баррион посмотрел на чародея, неотступно сопровождаемого оруженосцем отца, сэром Трентоном. С тех пор, как он узнал, что Суток прибыл из столицы, Фюргарта не оставляла мысль навести у юноши справки о судьбе одной особы…
Около двух лет назад – тогда еще был в разгаре Муравный год, Баррион поехал в Эдинси-Орт. Это была его первая самостоятельная поездка в столицу. Когда сестра Альда выходила замуж за принца Вильгельта, Барриону было только шесть и тогда он еще себя не вполне осознавал.
Баррион с трудом добился позволения матушки на дальнее путешествие. Она тогда словно что-то предчувствовала… Отец-то был давно не против. Младший брат королевы – что же сидеть дома сиднем. Ярл Дерик не видел ничего плохого, если младший сын присмотрится к тамошней жизни. Может быть, заведет какие знакомства. Доля младших сыновей – или искать счастья на стороне, или всю жизнь выполнять волю отца, а затем и старшего брата. Быть их знаменосцем. Но Баррион руководствовался не этим. Хотя он и не мог для себя вполне определенно назвать причину, по которой ехал. Да и зачем? Ему было восемнадцать. Стояли весенние года цикла, и сам он был юн. Это повторится только через двенадцать лет, и тогда он будет совсем зрелым мужчиной. Дорога и ветер в вересковых холмах звали в путь, и зачем было сопротивляться.
Мать все-таки сдалась и, взяв обещание, что сын вернется домой с наступлением Червонного года, отправила венценосной дочери несколько птиц. Одна птица не смогла бы унести все наставления леди Стионы, перепоручающей судьбу младшенького.
В Эдинси-Орте в распоряжение Барриона выделили охотничий флигель в королевском парке. Но это не была какая-нибудь деревянная сторожка. Винны использовали этот небольшой замок для неформальных мероприятий. Даже слуги Фюргарта устроились с большим удобством. Многие сквайры из дальних предгорий могли только воображать такой комфорт.
Был устроен прием, как он понимал – в его честь. Но все здесь делалось не так, как дома. В Капертауме поставили бы в большом холле длинные столы на козлах. Насыпали бы на пол чистого речного песка. И по случаю большого веселья за столами сидели бы все приближенные ярла вплоть до главного конюха. Лендлорд не упускал случая увидеть своих людей в непринужденной обстановке. Развязываются языки, и выплескивается все, чем люди дышат каждый день. Да и дружеские попойки связывают людей, даже если иногда в подпитии и случаются стычки между ними. Нельзя ведь просто раз в луну выдать людям серебра и быть уверенным, что они всегда будут готовы пролить кровь за своего господина. Даже в городской посад к дому старосты в такие дни посылали две бочки доброго эля.
А здесь… зал приемов королевского замка поражал воображение: белоснежный мраморный пол, на котором ребристые колонны двумя рядами поддерживают высокий потолок. В центре золотым кольцом свисает люстра, усеянная огнями. Сотни гостей и сотни слуг. Шарканье туфель и шелест одежд…
Фюргарт знал, что на него будет устремлено множество любопытных глаз, и рассеянно смотрел перед собой, ни на чем не задерживая взгляда, слегка улыбался и старался не крутить головой.
Королевский стол, за который посадили и Барриона, стоял на отдельном подиуме в особом алькове. После торжественной части, когда Фюргарта представил собравшимся сам король, юноша уже был готов расслабиться и искал глазами, в какое же блюдо ему впиться. Но начались танцы. Или, как у них это называется, – бал. По просьбе сестры он был вынужден вставать из-за стола и приглашать очередную девицу. Их имена и титулы никак не задерживались в опухшей голове. Музыка была очень громкая и какая-то чересчур звонкая.
Запомнилась только одна полненькая веселая барышня, которая уверенно управляла рисунком их танца и, посмеиваясь, прятала белые зубки за ярким веером. Девица пообещала, что обязательно приснится ему, и спросила, какие у него будут на этот счет пожелания. Он слышал еще дома, как этот прием использовал подвыпивший сквайр, флиртующий с белошвейкой. В ответ Баррион не нашелся что сказать и сделал вид, будто в шуме не расслышал вопроса.
После бала последовала череда королевских вечеров. Какие-то сановники вели с Баррионом беседы, суть которых он не улавливал и даже не пытался. Гостя передавали из рук в руки так, что очень скоро он почувствовал себя словно учебным мечом, захватанным сотней разных рук. К счастью, он догадался сказаться приболевшим, и его наконец на время оставили в покое.
