Отто Ренк хмуро рассматривал каменную стену и воинов на ней, ожидая, пока, звеня цепями, поднималась решетка на воротах. Верх его головного убора был совершенно белый. Он вытирал пот на лице и что-то неслышно говорил отвернувшейся от него темноволосой девушке. Ее звали Анна, вспомнил Баррион необычное имя. Суток долго разговаривал с ней и потом упоминал ее. Симпатичная, только волосы коротко подрезает.
Девушка соскочила с повозки и поправляла доспех, обшитый черной тканью. Все офицеры их стражи носили эту броню с кармашками и прятали в них разные полезные вещицы. Все же забавно было видеть женщину в штанах. Вроде все скрыто, даже щиколоток не увидишь, но при этом все на виду, ткань отчетливо обрисовывает все изгибы… Вон как стражники засматриваются.
Горнист в оранжевом сюрко и с белым султаном на шлеме протрубил приветствие, и навстречу гостям вышел почетный караул из дюжины воинов. Благородный сэр Пельцер – во главе, сегодня он был дежурным офицером. Рыцарь в полных боевых доспехах, сознавая всю важность происходящего, провел короткую процедуру приветствия, и гостей торжественно сопроводили в твердыню.
Баррион отошел от зубцов и подозвал к себе чернявого Мусса.
– Найди пажа Риарда Хонга и вели ему собираться в дорогу. Завтра он едет с нами. Утром не забудь взять у мейстера Духара пару коренных птиц и разузнай хорошенько, как их не заморить в дороге.
Мусс сбежал по лесам вниз, а Баррион поспешил к себе, чтобы переодеться к пиршеству, которое давали в честь посланников Пархима.
На большом пиршестве в честь гостей ярл Дерик посадил полицмейстера по левую руку от своего кресла.
Отто Ренк был под глубоким впечатлением от оказанного ему внимания. Начиная от торжественного приветствия на въезде в твердыню и на протяжении всего прохода по детинцу его сопровождал почетный эскорт из двух пажей. Ярл Дерик особо распорядился, чтобы Ренку уделяли повышенное внимание и выделяли его из всех гостей. Сэр Бади Вендерчет, четыре года проживший на Королевском холме и славившийся своей куртуазностью и любовью к этикету, старался вовсю. Перед Ренком предупредительно распахивались двери, указывая ему путь, рыцарь рукой в перчатке с серебряной крагой осторожно брал полицмейстера под пухлый локоток, почтительно наклонял седую, коротко стриженную голову. Если толстяк начинал потеть и искал в кармане бумажные салфетки – паж из-за его спины торопливо протягивал надушенный платок. И вся процессия останавливалась и почтительно внимала, если Ренку было угодно высказать свое мнение по поводу устройства оранжереи или купальни над горячим ключом.
В большом зале были накрыты два длинных стола, один рядом с другим. Мейстеры и советники сидели во главе одного, рыцари и лорды – второго. Дальше располагались офицеры, дамы, оруженосцы, сенешали и однодворцы. Чем ближе к дальнему концу зала, тем публика была проще. Возле открытых настежь окон и дверей балкона сидели уже капралы, простые воины и даже торговые гости.
Играла музыка, и стоял обычный гомон пиршества, когда все говорили со всеми. В этот раз шум даже был громче обычного. Было о чем поговорить. Происходили сплошь поразительные события. И живое их подтверждение было прямо перед глазами. Все бросали заинтересованные взгляды на стол ярла, который стоял ближе к престольному алькову на небольшом возвышении. Кроме Фюргартов за ним разместили всех гостей.
Пархимцы осваивались в непривычной обстановке. Негромко переговаривались между собой, пялились по сторонам на стены, украшенные вымпелами и гобеленами, на публику в зале, парадные одежды ярла, блеск перстней у мужчин и женщин. Баррион видел, что полицмейстер не может отвести взора от диадемы принцессы, крошащей свет канделябров хрустальным сахаром.
Лакеи ревностно следили, чтобы кубки не оставались пустыми, и постепенно гости стали вести себя свободнее. Стол ярла тоже начал оживать разговорами. Послышался смех. Зазвенела посуда, руки потянулись к горячим блюдам.
Баррион сидел напротив темноволосой Анны и по тому, как она старательно не смотрела на него, понял, что вызывает у нее интерес. Он с удивлением обнаружил, что ему это было приятно. Кубок ее стоял полный, отодвинутый в сторону. Она, наверное, не сделала ни глотка.
Леди Луция, вдова дяди Ронта, надевшая на себя сегодня все свои украшения, довольно громко спросила у него, все ли женщины в новом городе носят штаны на пиры. Девушка при этих словах внимательно посмотрела на леди, на ее бриллианты в ушах и на стареющей шее и остановила свои карие глаза на нем. Было видно, что ее саму нисколько не смутил вопрос, она только с интересом ожидала его ответа.
– Миледи является офицером, – пояснил Баррион. – Это обычное для городской стражи Пархима облачение. Женщины новых людей действительно предпочитают ходить в штанах. Это правда. – Он пожал плечами. – А про пиры не знаю. Мне не пришлось побывать в Пархиме ни на одном.
– А что же сударыня вовсе не пьет вина? – спросила дама, теперь уже обращаясь к Анне.
– Боюсь напиться. Это было бы совсем некстати, – ответила девушка, доверительно наклонившись к ним и делая озабоченные глаза.
– Пфф, – только и произнесла леди, вынимая из рукава ослепительно-белый веер. Взгляд ее разочарованно скользил по чужакам. Ни одного стоящего лорда.
Баррион поздравил себя, что не переусердствовал в выборе костюма. Ему не хотелось выглядеть в глазах гостей щеголем. На руке он оставил только перстень ордена Закрытых Ворот, и, конечно, он должен был надеть цепь сквайра великого дома. В остальном он оделся почти по-походному: простой серый дублет с вышитыми серебряной канвой львами, высокие сапоги.
Баррион еще в Пархиме пришел к заключению, что новые люди по какой-то причине избегают носить драгоценности, и в остальном – в платье, в прическе – предпочитают одеваться неброско и легко. У него это часто вызывало недоумение – нельзя было понять, кто перед тобой: простолюдин или член городского совета. Поэтому и офицеры, и солдаты со всеми горожанами общались запросто, без церемоний.
Только полиция в Пархиме носила одинаковые костюмы и эти черные жилеты с броней. По ним он сейчас видел, что все пятеро, сопровождающие полицмейстера, были стражниками. Наверняка все были при этом офицерами. Простолюдины не смогли бы так вольно сидеть за одним столом с ярлом. Один из молодых офицеров неосторожно засмотрелся на Селиту, которая была очень хороша сегодня в своем оживлении, и Анна, посмеиваясь, толкнула его в бок, приводя в чувство.
Да, ему определенно импонировали непосредственность и чувство собственного достоинства новых людей. В этом они были похожи на свободолюбивых выходцев из горных кланов. Но у тех простота нравов сочеталась с дремучей неотесанностью и вспыльчивостью. Пархимцы же были сдержанны и доброжелательны. Они не ковырялись во рту, не швыряли в длинноносых борзых костями и не вытирали руки о скатерть или одежду.
– Как же вы овладели такой магией, – спросил отец, пророкотав львиным баритоном над столом. – У нас только чародеи с Вдовьих островов способны творить волшебство: залезать в голову, распознавать болезни или отводить глаза. Для этого они покидают свои семьи, чахнут над сурьмой и другими зельями. Портят глаза над древними книгами. Все равно я не слышал, чтобы они могли летать по воздуху или говорить друг с другом, когда им вздумается. И хорошо, от такой напасти не было бы спасения всем остальным.
