Баррион остался снаружи. Утес раздвинул людей своим страшным конем и спрыгнул с седла прямо на крыльцо хижины. В дверях ему пришлось сильно наклонить голову.
Люди боязливо поглядывали на строгое лицо Фюргарта.
Через несколько минут вернулся Утес.
– Гроб на столе, – сказал рыцарь, поднимаясь на лошадь. – Глаз нет. Вместо них кровавые дырки. Все в ступоре. На вопросы не отвечают. Даже не плачут.
– Так. Что дальше? Теперь они побоятся с нами говорить.
– Нужно разузнать, где у них тут корчма, – сказал Утес.
– Да что тут спрашивать? – удивился Уго Стерн. – Это я всегда без провожатых найду.
Он действительно безошибочно вывел своих спутников к постоялому двору. Тот находился на краю деревни возле выезда на большую дорогу.
Подворье было небольшое, но над воротами висел эльный знак, позволяющий ее владельцу брать монету за постой и выпивку, – горизонтальная палка с веткой плюща.
Баррион отдал поводья чернявому Муссу и вошел в харчевню вслед за Утесом и Стерном. Посетителей было немного. Но это было понятно: время утреннее и в деревне страшное происшествие. Однодворец Стерн направился прямиком к буфету и уселся за стойку. Он тут же принялся неторопливо постукивать костяшками пальцев по доске. Туда же неспешно подошел Утес и поманил оробевшего шинкаря пальцем.
Фюргарт окинул помещение взглядом. Один человек сразу привлек его внимание. Это был воин в кожаной безрукавке. Рядом с ним на лавке лежала латунная каска с поперечным гребнем. И тут же – его меч. Вроде небрежно, но оружие можно было схватить одним движением. Даже ремешок развязан.
Баррион подошел к столу и опустился перед воином на скамейку.
При его появлении служивый перестал таскать ложкой жаркое из горшочка, стоящего перед ним, и напружинился. Его глаза быстро скользнули по золотому льву на застежке плаща Фюргарта. На лице на миг мелькнуло удивление, но напряжение воина явно ослабло.
Баррион внимательно рассматривал его. Лицо усталое, веки покраснели. Левая рука солдата перевязана у предплечья. Ткань намокла и уже кровавила на рукав.
– Доброй дороги, ваша милость, – произнес солдат хрипло.
– Ты чей?
– Капрал Пенча Чернота. Родом сам из Лехольда. А еду сейчас из Щары. Это возле самой Эльды. Служил мечом у местного шляхтича.
– Теперь, стало быть, домой. Или, может, ты дезертируешь, капрал. А это? – Баррион указал глазами на свежую рану.
– Убили моего доброго хозяина, милорд. Налетели ночью… Крепостишку его пожгли, имение разорили. Людей поубивали, а кто убежал. Не знаю. Я решил – хватит, натерпелся.
Баррион нахмурился. Что-то все одно и то же кругом. Налетели, напугали, убили. Бессмыслица… Он качнулся вперед и заглянул в усталые глаза воина.
– Что? Дикая Охота… короля Витовда?
– Это… уж как прикажете. – Собеседник опустил глаза. Дальше он забормотал себе почти под нос: – Скажете охота – значит, она, а только под саваном видел я серебряную застежку…
– Милорд, – возле Барриона стоял Риард Хонг, – интересные дела трактирщик говорит. Тут есть такой местный бузотер, он нас с ним сведет…
– Ты посиди пока, капрал, не спеши ехать. Мне человек такой, знающий местную кухню, нужен. А за обед я твой заплачу. – Баррион положил на стол монету и поднялся из-за стола.
Он подошел к буфетной доске, где Утес грозно нависал над шинкарем.
– Так что это за человек, какого звания?
– А не знаю я, ясновельможный лыцарь. Вроде не сермяжный, а живет просто, хотя и наособицу. Слышал, что в бытность серв пана Веразуба, что из Воуканосовки. Барнаба Незамай его прозвище. Толи выкупил себя, толи пан Алесь сам его отпустил – то неведомо. А может, прогнал.
– Вот как? Веразуба значит. И чем этот Незамай нам поможет?
– Он давно тут на Дикую Охоту зуб точит. Селян подбивал армию сотворить. Кое-кому из хлопцев в Ясельде задурил голову. Да и вокруг… Знают его, в общем. Зазноба у него пропала. В поле работать пошла. Налетела Охота, подруги ее разбежались, а потом хватились – девки-то нету. С тех пор он не успокоится.
– Ну хорошо, – сказал Утес. – Давай своего Барнабу. Где его искать?
– Так… Он теперь вас сам найдет. Так я смекаю.
– Ну давай теперь про каштеляна Матюшевских расскажи сэру Фюргарту. То, что мне говорил.
– Ну ладно… В деревне бают, что в панской крепости в подвале закопаны несметные сокровища. А Самусь Кривицкий хочет добраться до них и потому потчует паненка отравой. Хочет успеть добраться до золота Матюшевских поперед его родственников, констебля, а главное – Дикой Охоты. Король Витовд почему не упокоился? Потому что Рыгор Матюшевский его мертвого ограбил…
Дверь в трактир распахнулась, и вбежали двое деревенских мальчишек. Один осторожно остался у дверей, скоро остановившись, второй – подбежал и, превозмогая страх, звонко крикнул:
– Кто здесь пан лыцарь Баррион? – Он смотрел на самого грозного рыцаря, достойного, по его мнению, быть главным, – на Утеса.
– Что тебе от него? – спросил Фюргарт.
– Грамотка от каштеляна…
– Давай. – Фюргарт протянул руку.
– Э, пан, хоть малую деньгу за услугу. – Мальчик отступил на шаг, пытаясь угадать, не рассердится ли рыцарь.
Баррион, усмехнувшись, бросил ему либру, которая подвернулась в кармане дублета.
В короткой записке управляющий просил срочно встретиться и сообщал, что будет ждать лорда после полудня у каприцы между второй и третей стражей. Это было очень странно: почему он не переговорил в Гнезде, да и теперь указанное время уже прошло. Баррион протянул послание Утесу.
Нахмурившись, Фюргарт пошел обратно переговорить с капралом Чернотой. Что там было про застежку? Только дойдя до его стола и подняв от пола глаза, он обнаружил, что воин уже исчез…
Меньше чем через час они подъезжали к мосту, у которого стояла башня-каприца. Шел мелкий моросящий дождик. Дорога, которая утром казалась крепкой, стала быстро расползаться под копытами лошадей.
У каприцы толпился народ.
Баррион сразу почувствовал неладное. Он крепче сжал повод и невольно пришпорил своего коня.
При приближении Фюргарта и его людей крестьяне повернулись в их сторону. Они смотрели на них какими-то одинаковыми глазами, словно что-то пытались увидеть в них необычное, скрытое от поверхностного взгляда. Расступались перед всадниками они не сразу. Как будто желая удостовериться, что они из плоти и крови, дотрагивались руками до мокрой шерсти на лошадиных боках.
Каштелян лежал навзничь возле подножия каприцы. На раскисшей земле его серый плащ напоминал оперение подстреленной птицы. На месте глаз у него кровоточили две свежие раны.
Баррион спрыгнул с коня и, подойдя к телу вплотную, наклонился. Лицо управляющего было перекошено, грудь раздавлена, ноги лежали под неестественным углом по отношению к телу, словно его сбросили с высоты или задавили лошадью.
