Шут остановился и замолчал. Потом пошел, больше не оборачиваясь на Биорка. Пропал шутливый тон, строго и серьезно теперь слетали с его губ слова.
– Ты прав, конечно, чужестранец. Если на стене, над морем, что тебе семьи дороже, решал ты брать ли в жены нашу Ингеборгу, то, значит, ты ее не стоишь… Когда бы ты любил ее, ответов ты не ждал бы от стихии. Тебе женой пусть будет эта пустота морская. Любить лишь означает видеть человека таким, каким его задумал сам Создатель. Брак, может быть, приносит человеку много огорчений, безбрачие, однако, не несет нам радостей совсем.
Они вошли в тронный зал и остановились на пороге.
В дальнем конце на троне сидел юный конунг, рядом стоял его отец.
– Что, шут, сейчас ты говорил о браке? Я не расслышал…
– Кому попался зять хороший, тот приобрел и сына, дяденька, – печально сказал шут. Жезл в его руке поник козлиной головой вниз. – Ну а кому дурной – тот потерял и дочь.
– Ну вот. Что за слова, еще с таким лицом. Зачем мне мудрый шут? К тому же грустный. О небеса! Покинь нас. Иди проспись, приди в себя и дураком веселым возвращайся.
Качемас посмотрел на Биорка. Выражение лица правителя было очень серьезным и торжественным.
– Пока все спят и ног не чуют… я решил, что время наступило для героя покинуть Рош гостеприимный. Ассандра Биорка имя славное отныне будет как одинокая и яркая звезда на небосклоне. Пришел герой, всех спас и нас покинул. Чиста и безупречна будет память о витязе отважном.
– Я провинился пред тобой, правитель мудрый?
– Ты спас меня, мой род и кровь мою на троне. Я не могу тебе сказать и слова малого упрека.
– Но…
– Но я желаю счастье Ингеборге. Уже молва в народе с нею тебя соединяет вместе. Что дальше будет – я страшусь того. Ты нас покинешь рано или поздно, а девице нужно будет жить и дальше. Найти судьбу свою, детей родить и мужу быть ей верной голубицей. Так не губи судьбу ее. Ты ей затмил весь белый свет собою. Пусть побыстрей очнется дева…
– Когда уйти мне? Тогда пусть мне дорогу к кораблю укажут. Пусть выведут сквозь Скорбные ворота меня на ту тропу…
– Сюда идет корабль твой. Давно я весть послал к заставе Грозных Дев. И цепь опущена…
– Значит, мне не показалось. Я видел со стены…
– Пойми отца, Ассандр.
– Тебя винить я не могу, мой мудрый конунг. Ведь сам не знаю, чего хочу от жизни я своей. А шут сказал твой, что если есть сомнения у меня, то это значит, что сам я недостоин дочери твоей. Пусть будет так. Уйду, как недостойный. Но только… неужто суждено бежать из Роша мне, пока все спят, как тать в ночи, – украдкой. Последнего и слова не сказать принцессе Ингеборге.
Качемас засопел.
– Ну, хорошо. Ты прав, пожалуй. Проститесь с дочерью моей.
– Благодарю тебя…
– Но только здесь, сейчас. При мне и Хрорике. Чтобы оказии последней не случилось…
…Пришла взволнованная Ингеборга. Не ведающая, чего ждать и что ей объявят. Служанка убежала, прогнанная сердитой рукой конунга.
Принцесса прижала руки к груди. Переводила взгляд свой с Биорка на отца, на брата, насупленно сидевшего на высоком кресле.
Что думал юный конунг Хрорик, Ассандр даже не мог представить. Он осуждал своего отца или чужеземца, пренебрегшего его красавицей-сестрой и не ставшего ему родичем, или, может быть, Ингеборгу за то, что она позволила себе быть такой откровенно влюбленной?
– Что ждет меня? – спросила она, обращаясь к отцу. – Скажите мне скорее, зачем позвали вы меня к себе.
Качемас молчал. Биорк видел, что он не знает, как подступиться к этому разговору, и предпочел бы, чтобы этот труд взял на себя гость. Но Ассандр не хотел облегчать конунгу задачу. Ведь это его решение.
– Сестра, Ассандр Биорк нас покидает, – громко сказал с трона Хрорик.
– Совсем?! – воскликнула Ингеборга. – Сейчас?
– Да, дочка. Должен он покинуть Рош. Корабль его, мне доложили, сейчас причаливает к сходням. – Качемас подошел к принцессе и обнял ее за плечи. – Уже отдал свое я повеленье снабдить героя всем, что нужно. Ждет долгий путь его обратно в далекие от нас другие земли… Ты должна проститься с героем нашим навсегда.
– Навсегда?!
Ингеборга теперь смотрела на Ассандра.
– Но почему не может он остаться? Хоть ненадолго.
– Долг рыцаря зовет, и мы не вправе препятствовать его пути своим гостеприимством даже…
Качемас взял со стола рог и протянул его дочери. Принцесса расширенными глазами посмотрела на него, но послушно протянула руки и приняла сосуд.
– Ты знаешь наш обычай: встречаем гостя сладким медом мы и провожаем горькою полынью. Не льем мы слез, напиток наш за нас рыдает.
– Последний жест… – тихо произнесла Ингеборга.
– А мне нальешь? – донесся чистый и звонкий голос от дверей.
К столу грациозно приближалась высокая и красивая молодая женщина. Она была облачена в черное струящееся платье, поверх него был накинут золотой плащ, расшитый серебряными цветами и птицами. Светлые длинные волосы спускались на его сверкающую ткань. Из-под края одеяния были видны красные сапожки с золотыми каблучками.
Ассандр увидел, что Качемас смотрит на гостью ошеломленным взглядом. Он отпустил руку с плеч Ингеборги, сделал навстречу неожиданной гостье шаг и остановился.
– Гивьон! Ты? Но как это возможно…
– Узнал?
– Где пропадала ты?
– А это что? Твое, наверное, семейство здесь. Да, вижу я в лице девчонки и отрока на троне черты твои… Где пропадала я? Как смеешь спрашивать меня ты? Когда ты сам прогнал меня недрогнувшей рукой в холодный мрак. Блестящий юный рыцарь, наследник Роша Качемас, дружок мой тайный. Какой ты статный был. И как любила я твоими кудрями играть златыми. Когда ты околдовывал меня любовными медовыми речами. И все, что я могла отдать тебе, ты получил до самого конца. И как не взять. Что ж, усы кота уже в сметане. Наелся он. И сыто смотрит на другую. Она принцесса, не чета мне. Ей руку жмет, в глаза глядит. При всех гостях они обряд проходят и прыгают через огонь. Ему теперь она супруга, ну а меня он гонит прочь. Ему священный долг велит так поступить.
– Но как же молода ты… Разве так бывает? Как сохранила молодость свою ты? Это – чудо!
– И я должна была отныне забыть все ласки, все слова, что ты дарил мне изобильно, и удалиться в ночь, и навсегда.
– Но это была воля моего отца. Нашел он мне невесту. И как послушный сын, я должен был жениться на девушке, что стала позже матерью для Ингеборги.
– Зачем ты прах отца тревожишь? Что было дальше в брачную ту ночь? Напомнить? Тайком ты с пиршества ушел, ходил по пляжу и в темноте кричал над морем мое имя. Я сжалилась, пришла к тебе…
