— Ну и союзнички, — насмешливо сказал Энтони. Я зло посмотрел на него, но тут услышал, как он тихо бормотнул себе под нос: «Впрочем, наши не лучше…»
— Да, вот такие союзники, — с горечью подтвердил Олег Никитович. — А потом настал черёд и Мстислава. Три дня оборонялись киевляне на холме за наспех сооружённым частоколом! Монголы не могли взять эту импровизированную крепость… Тогда они пошли на обман — своё излюбленное оружие, безотказное с европейцами тех времён. Они пообещали, что сохранят жизнь сдавшимся и отпустят их при условии сдачи оружия. Киевляне вышли из лагеря — не знали они тогда всей подлости незваных гостей! И, едва сложили воины оружие, как монголы тут же перебили всех простых воинов, а князя и бояр схватили… Пленных русских военачальников победители, связав, уложили на землю, настлали на них доски, а на тех досках устроили пир с плясками… Так и задавили пленных татары, — сказал, помолчав, Олег Никитович, мы вздрогнули. — А сами вдруг повернули. Ушли на Волгу, где потерпели обидное и неожиданное поражение от волжских болгар, после чего скрылись в своих степях — на долгие четырнадцать лет. На Руси вздохнули с облегчением — и забыли про незваных гостей, снова увлеклись княжескими междуусобицами… И князья, как сказано в «Слове о полку Игореве», «то — моё, и то — моё тоже» говорили, и «малое называли великим», и «сами на себя крамолу ковали»… Успокоилась Русь напрасно! Наступал роковой 1237 год — самый тяжёлый в нашей нелёгкой, кровавой истории. Чингисхан умер — снедаемый манией преследования великий убийца, «Потрясатель Вселенной», закончил свои дни в железной юрте, из которой не выходил даже по нужде — достойный финал карьеры! Но его внук, хан Батый, повёл путями деда, к «тёплому морю», трёхсоттысячную орду жестоких, диких, беззаветно, фанатично преданных ему кочевников. Ещё в 1236 году эта орда дотла разорила Волжскую Болгарию, прошла через мордовские леса по замёрзшим рекам и неожиданно появилась у границ русских княжеств. Как раз где-то здесь, в наших местах… Вот это и была настоящая беда, грозная и неотвратимая. Такую если встречать — то всем миром, всей силой, сообща. Если бы встретили так — может, и отбились бы! Сообща наши княжества могли выставить «в поле» 150–170 тысяч воинов, и каких — лучших в Европе, наверное! Но ведь то сообща… А порознь самые сильные из княжеств едва-едва могли наскрести 15–20 тысяч — против единой, свирепой, беспощадной, оснащённой китайской боевой техникой трёхсоттысячной армии!.. — Олег Никитович на мгновение остановился и вдруг прочёл:
— И со всех сторон шли враги на нас!
И таким большим было их число,
Что его пока не придумали…
В самом деле, монгольская орда казалась неисчислимой! Первым русским городом, оказавшимся на пути завоевателей, стала Рязань — древний, богатый город, где сидел князь Фёдор. Он послал гонцов на север, за помощью к великому князю владимирскому Юрию Всеволодовичу. Но князь Юрий не дал воинов Фёдору, памятуя о старой распре и не понимая, что по замёрзшим рекам, как по широким дорогам, войска Батыя легко пройдут через густые леса, которые веками надёжно берегли покой Руси… Не дождавшись подмоги, князь Фёдор, скрепя сердце, выехал в лагерь Батыя, везя с собой дары. Хан принял их, казалось, благосклонно. И столь же благосклонно выслушал просьбу Фёдора не жечь Рязань, не чинить вреда русским людям. Но потом вдруг потребовал отдать себе в наложницы жену Фёдора! Тогда-де уйдут монголы… В гневе вскочил князь и закричал в лицо хану: «Жены моей, пёс, ты не получишь! Город поберёшь, а её не коснёшься!» Батый взмахнул рукой — и погиб князь Фёдор, веривший в неприкосновенность посла…
А под покровом ночи тёмной,
Спеша в предутреннюю рань,
Из Пронска, Мурома, Коломны
Три князя шли — спасать Рязань!
Они свои дружины гнали
На помощь брату своему.
Они тогда ещё не знали,
Какой конец пришёл ему…
И вот раскинулась пред ними
Сама беда, гроза сама!
Не видно солнца в сизом дыме!
На девять вёрст — ордынцев тьма!..
В неравный бой они вступили,
Своим сородичам верны…
И в сече — головы сложили,
Со всех сторон окружены…
Между Коломной и Рязанью было разбито войско князей, шедших на помощь городу. Да какое там войско — семь-десять тысяч воинов, слёзы горькие! После того монголы вновь подступили к Рязани и выставили унизительные условия: отдать каждого десятого коня, каждую десятую монету и каждого десятого человека в рабство. Рязанцы же ответили: «Отцы наши и деды этой землёй владели и в холопах ни у кого не бывали. Когда нас не будет, то всё ваше будет, а до той поры нет вам коней, монет да людей!» Но выстоять Рязань, конечно, не могла. Её взяли штурмом на шестой день…
Рязань, Рязань! Теперь тебе,
Твоим несчастным горожанам,
Уже не выстоять в борьбе,
Не совладать с жестоким ханом!
Враги в ворота ворвались!
Таких не знала ты доныне…
С высокой колокольни вниз,
Взяв сына, бросилась княгиня…
Шумели деревья — еле слышно, их раскачивал не ветер, а идущий от нагретой земли тёплый воздух. На улице прошуршали колёса автомобиля, свистнул кто-то. Прожужжал, летя мимо, шмель…
— Она осталась верна мужу и в смерти. Князь Фёдор сказал правду — Батый не получил княгиню… И впервые монголы столкнулись с таким упорным сопротивлением! Жители дрались на улицах и в домах — раскопки Рязани нарисовали нам картину людей — мужчин, женщин, детей — погибавших на порогах своих жилищ с ножами, топорами и вилами в руках… Кроме того, впервые монголы узнали и то, что всегда страшило врагов Руси — народную войну. В лесах бесследно исчезали небольшие отряды захватчиков. По ночам пропадали стражи…
Пять дней оборонял народ
Свой край, как говорит сказанье…
И пять ночей небесный свод
Пылал над стонущей Рязанью.
А на заре шестого дня
В леса, в приют шатровых елей,
Врага жестокого кляня,
Бежали те, кто уцелели.
И к ним, как воин и как брат,
Горя упорной жаждой мщенья,
Пришёл рязанец Коловрат —
И стал готовить ополченье!
Их тысяча семьсот пришло.
Они зашли ордынцам с тыла.
Батый, взлетевши на седло,
Оцепенел: «Какая сила!
Откуда?! Где она была?!
Неужто мёртвые восстали?!
Рязань сгорела вся, дотла!
Над пеплом вороны летали!»
Впервые дрогнула орда,
От ужаса теряя разум!
И двинул Коловрат тогда
Всю силу на ордынцев разом!
Не обучали эту рать —
Людей, случайно уцелевших…
Но каждый шёл врага карать!
За родичей, в огне истлевших.
И за потопленных в Оке
Готов был каждый мстить монголам!
А меч у мстителя в руке
В бою не кажется тяжёлым!
В январской стуже бой суров,
И вражий рог ревёт сердито,
И шлемы валятся с голов —
Горячим коням под копыта!
Пускай у русских меньше сил!
Но страха Коловрат не знает!
Уже свой меч он затупил —
Он меч монгольский поднимает…
Батый с него не сводит глаз.
«Какое русское упорство!»
Он шурину даёт приказ
Вступить с врагом в единоборство…
…Смотри теперь, Батый! Смотри,
Как в снежной и колючей пыли
От двух сторон богатыри
Перед войсками в бой вступили!
Взметнулись конские хвосты!
В зрачках коней — огни пожаров!
И разлетаются щиты
От сокрушительных ударов!..
…А с двух сторон войска стоят.
Морозный воздух полон гулом…
…И вдруг Евпатий Коловрат
Заносит меч над Хостоврулом!
УДАР! В сугроб зарылся щит.
Батыя шурин пал — убит!
— Х-хахх… — тихо выдохнул рядом со мной Энтони. Наверное, он, как и я, представлял себе нарисованную в стихах картину схватки, ропот войск, визг коней и искристые удары мечей в руках поединщиков.
