— И яростный Батыя крик
Застыл над снежной пеленою.
И оба войска в тот же миг
Друг к другу в стык пошли стеною.
И столько жизней смерть взяла,
Что под ногами твердь стонала,
Пока рязанского орла
Шакалья стая окружала…
— Ещё бы, — сказал Энтони, — триста тысяч на тысячу семьсот…
— Несколько израненных русских воинов были захвачены и приведены к Батыю. Хан спросил их: «Какого народа вы люди и зачем так много зла мне чините?» Раненые отвечали: «Мы люди князя рязанского, а посланы тебя, сильна зверя, попотчевать, да с честью проводить!» Между тем остаток дружины Евпатия бился в окружении — бился так, что монголы не смели больше к нему подступиться и пошли на обычную для себя подлость.
Батый вскочил, судьбу кляня,
Бледнея, словно от угара.
«В полку Метателей Огня
Сыщите мудрого хазара!
Недаром от его руки
Дрожали города и страны!
С ним — огнемётные станки,
С ним самострелы, с ним тараны!»
Хазара под руки ведут,
Его премудрость славят хором…
И сам собой зажёгся трут
Перед его палящим взором!
И — покачнулся Коловрат,
Когда упал с героем рядом
Округлый глиняный снаряд,
Дышащий пламенем и смрадом!
Огонь поднялся до плеча,
Коснулся панцыря и платья…
Напрасно к честности меча
Взывало мужество Евпатия!..
— Как Леонид с его спартанцами, — Энтони вздохнул. — Их персы тоже не смогли взять в рукопашной и расстреляли из луков…
— А Батый, — продолжал Олег Никитович, — стоя над изуродованным телом Коловрата, сказал: «Когда бы этот воин служил мне, я бы держал его у самого сердца!» Потом приказал отдать труп русским пленным и отпустить их… А сам двинулся по нашей земле, множа горе и смерть. Пала Коломна. На очереди оказалась Москва — тогда просто пограничная владимирская крепость.
До берегов Москвы-реки
Ордынский хан довёл полки!
Кремль осаждает хищник смелый!
Он до зубов вооружён,
Он мечет огненный стрелы,
По стенам в крепость лезет он,
Во все ворота бьёт тараном,
Под башнями костры кладёт…
И нету сил — бороться с ханом!
Пылает Кремль. Пропал народ…
— Ну ч-чёрт! — снова не выдержал Энтони. — Это же прямо Толкиен какой-то! Нашествие Великого Врага из «Сильмарилионна»!
— Понял князь Юрий Всеволодович, — снова заговорил историк, — куда, в какую бездну, скудоумием своим и гордыней нелепой толкнул он русскую землю. Бросился собирать полки, оставив Владимир на родичей своих и воеводу Петра Ослядюковича. И молодые князья говорили: «Пойдём в поле и поревнуем за землю нашу и семьи наши…» Однако Пётр уговорил владимирцев отбиваться за стенами, да только не помогло и это… В летописи говорится, что татары «облегоша весь град». Нойон Гуюк захватил Суздаль и, пригнав под стены Владимира пленных, приказал казнить и пытать их на глазах у осаждённых. Но владимирцы не сдались. Тогда татары разбили стены камнями из пороков-катапульт и ворвались в город. Княгиня с детьми и последние защитники Владимира отступили к Успенскому собору, затворились в нём и погибли в огне, ответив отказом на предложение сдаться… Тем временем, князь Юрий, собрав тридцатитысячное войско, вышел на реку Сить; река эта текла через Ярославское княжество…
— Опомнился, блин, — вырвалось у меня. Сколько раз я слушал рассказы о монгольском нашествии и остро жалел, что не могу вмешаться! Олег Никитович кивнул:
— Да, было уже поздно… «И была бронь велика, и сеча зла, и лилась кровь, как вода,» — сказано в летописи. Князю Юрию повезло — он пал в бою и не увидел разгрома своей рати. Не увидел, как его племяннику Васильку, которому было всего семнадцать лет, татары предложили перейти на их сторону. Но Василько рассмеялся им в лицо и отверг вражьи посулы. Татары замучили парня… А орда уже валила на земли Великого Новгорода. Пограничный город Торжок на две недели задержал врага, и снова бились русские люди на порогах домов — гибли, но не отступали. Всего сто вёрст оставалось пройти татарам до Новгорода, но у местечка Игнач Крест Батый вдруг резко повернул обратно на юг. Начиналась распутица, да и донесли Батыю, что Новгород собрал сорок тысяч войска и «готовится всеми людьми стать крепко». А у Батыя оставалась едва половина его армии — остальные лежали в заснеженных лесах, под стенами городов, на полях выигранных битв…
— Струсил, — определил Энтони. И Олег Никитович вдруг улыбнулся:
— Струсил… На обратном пути Батый «мимоходом» решил захватить маленький городок Козельск — жило там всего семь сотен человек, а князь Василий был совсем ещё малолеток. Батый бросил на штурм Козельска свои орды. Казалось, они просто зальют невысокие стены, как серый кипяток… Но городишко продержался СЕМЬ НЕДЕЛЬ! Представляете — семьсот человек почти два месяца отбивали атаки стотысячной вражеской армии! Батый приказал разрушить стены города пороками. Тогда ночью козельчане вышли через проломы в стенах, пожгли пороки и побили всю стражу, а с нею — нескольких темников и нойонов, прибежавших на пожар. Утром Батый в страшном гневе вновь бросил орду на штурм. Наши резались в проломах, потом — на городских улицах, в домах и во дворах. Князь Василий укрылся в храме. Там и захлебнулся он в крови врагов, перебитых его охраной… Батый приказал дочиста разрушить Козельск и назвал его в гневе Злым Городом. Под стенами этой маленькой крепостцы только убитыми враг потерял больше семи тысяч воинов!
И кто слабым был — сразу сильным стал,
А кто сильным был — стал в сто раз сильней!
И кричали враги потрясённые:
«Может, русские заколдованы?!
Их пронзишь мечом — а они живут!
Их сожжёшь огнём — а они живут!
Их сразишь стрелой — а они живут!
ИХ СТО РАЗ УБЬЁШЬ — А ОНИ ЖИВУТ!
А ОНИ ЖИВУТ — И СРАЖАЮТСЯ!»
Из-под Козельска Батый, нигде не задерживаясь, ушёл на бг, в степи. «И было то лето всё тихо и мирно от татар» — скажет летопись. Казалось, что миновала беда… Но в 1239 году орды Батыя появились вновь, величившись чуть ли не вшестеро против прежнего!!! На этот раз монголы ударили по южным княжества…
— Подождите! — вскинулся Энтони. — А эти… новгородцы, у которых сорок тысяч войска наготове было… неужели они не пришли на помощь?!
— Не пришли, — горько ответил Олег Никитович. — Избавившись от великой опасности, распустили они войско. Думали лишь о своей земле, а не о Руси! А орда взяла Переяславль Южный. И подступила к Чернигову. «Лют бой у Чернигова,» — сказано в летописи. Долго монголы не могли сломить сопротивление горожан… А в Европе уже гремела в соборах молитва: «Спаси нас, Бог, от ярости монголов!» И всего-то… Где были отважный рыцари?
