— Фридрих, Император Священной Римской Империи, пытался собрать войско на помощь Руси, — тихо сказал Энтони, глядя в стол.
— Чернигов взяли тоже! В 1240 году монголы подступили к Киеву — «матери городов русских»! Так велико было их множество, что в городе нельзя было разговаривать — всё заглушали рёв и гул вражьего стана! Началась осада. День и ночь били в стены пороки и тараны. Но на предложение хана сдаться ответили киевляне, которых возглавил храбрый воевода Дмитр, согласно летописи, «злословием и проклятием»! Когда же в проломы пошли татарские полчища, киевляне встретили их на улицах. «Стрелы омрачили свет… видеть и слышать страшно лом копейный, треск щитов… всюду лежат мёртвые, всюду течёт кровь, как вода…» Когда на ночь бой утих, наши возвели новую стену-баррикаду вокруг церкви Святой Софии. И снова сражались… но отбиться так и не смогли. Последние защитники укрылись в церкви и обрушили её своды на себя и ворвавшуюся нечисть… Израненный воевода Дмитр попал в плен, но Батый велел пощадить его «ради мужества»… Орда, пройдя по Киевским Землям, вошла на территорию Галицко-Волынского княжества. Князь Даниил, пытавшийся создать союз с поляками и венграми, не преуспел в этом и с трудом отстоял Галич. В 1240 году на реке Лигнице монголы уничтожили польское войско, а в 1242 на Сайо — венгерско-немецкое. Но в том же году под стенами Праги их разбил наконец-то князь Ярослав. Орда бросилась к югу, в Сербию, и там войско отважного жупана Шубича Дринского нанесло монголам ещё одно поражение. Европа была спасена отвагой славян…
Но Русь!!! Что стало с нашей землёй?! Ведь неделями можно было ехать по недавно ещё многолюдным местам, не слыша человеческого голоса! Лишь выли собаки на пепелищах, да смеялись с обочин дорог черепа… А по дорогам монголы угоняли в рабство десятки тысяч людей. Самых искусных ремесленников и строителей, самых красивых девушек, самых крепких мальчиков гнали, как скот, на арканах! А самые смелые, самые благородные, самые-самые — погибали, потому что не могли спокойно смотреть на муки родной земли. Это была национальная трагедия! Ото всей Руси уцелели лишь Новгородская земля, да несколько центральных княжеств. 4/5 населения было угнано в рабство или убито! Навеки пропали произведения искусства, неведомые нам культурные ценности. На полтора века на Руси разучились строить из камня, ковать булат, варить стекло… Своей кровью и великой культурой мы заплатили за свободу Европы. Получили мы за это благодарность? О да! Литовцы ринулись в наши западные земли, немцы, шведы, датчане — на Псков и Новгород… Где были крестоносные рати, разгонявшие десятикратно превосходившие их числом сарацинские полчища?! Только отважные и благородные одиночки из Европы сражались плечо в плечо с нашими витязями — их имена безвестны, но они были, и для меня они — настоящие герои того времени. Они, а не вожди крестовых походов… И к чести их сказано не в одной родовой летописи: «И пал он на Востоке, ревнуя за веру Христову против полчищ татарских в рядах русов. Где же могила — неизвестно…»
Олег Никитович замолчал. Энтони молчал тоже… а я мечтал. А если бы знать, что Чаша Грааля здесь, в наших местах? Попасть в то время… Ворваться в здание орденского капитула — где-нибудь на Кипре… или в Пруссии — в плаще с алым крестом, с мечом на бедре… «Братья-рыцари! Чаша с кровью Христовой в руках язычников! Поднимайтесь на защиту Святого Грааля!» Неужели не пошли бы?! А что если сэр Энтони вёз чашу на Русь именно за тем, чтобы потом «выманить» на неё крестоносцев — в поход на помощь Руси?!. Нет, когда он выехал с Востока, ни о каком нашествии речи ещё не было…
— Вот такова настоящая история, товарища из Петрограда, — неожиданно весело сказал Олег Никитович, поднимаясь на ноги. — Ладно, валите отсюда, дети мои, а то вся подготовка к походу с вами рушится… Снова заходить не приглашаю — через пару часов ухожу — но рад быть полезным…
ГЛАВА 9
Не дожидаясь вечера, как и было положено по законам жанра, мы с Энтони устроили оперативное совещание у меня на веранде. Я отпустил Геббельса, чтобы отпугнуть незваных посетителей (званых появляться было не должно) и притащил недавно изданный атлас Тамбовщины. Точнее, атлас был краеведческий, но в нём имелся неплохой исторический раздел — я спёр эту полезную штуку в школе. Каюсь, некрасивый поступок, но сейчас он оказался как нельзя кстати. Энтони расстелил на очищенном от мелких инструментов столе здоровенную карту и прижал её по углам двумя бокалами, которые вытащил из серванта вполне по-хозяйски и двухлитровой бутылкой колы — за тридцатник, я такую уже лет сто не покупал. На четвёртый угол он, подумав, положил свой пистолет — это придало картине прямо-таки романтический колорит. С краю карты англичанин насыпал горку «лэйсов», одним из которых сейчас задумчиво хрустел, сравнивая карту и атлас.
Я тоже наклонился над картой. Она была очень подробная, здоровенная и… чужая. Странно было читать среди знакомых по урокам краеведения очертаний рек и лесов чужие слова: «Тэмбоу», «Татарщино вилэдж», «федерэйшн род №»
[4] — такой-то, «рэнджер хоум»
[5] …
— Военная карта? — спросил я. Энтони кивнул. — Хорошая, подробная… Завоёвывать нас собирались?
Прозвучало очень враждебно. Но англичанин не обиделся, только спросил:
— Скажи, что у вас нет точно таких же для наших мест?
Я промолчал. Есть, конечно, чего тут спорить… И всё-таки смотреть на карту было не очень приятно.
— Так, — Энтони вздохнул и взялся за карандаш. — Если судить по твоему атласу — вот тут, — он ловко, уверенно провёл линию, — и была граница этого Рязанского княжества, а дальше…
— Дальше славянских поселений не обнаружено, — сверяясь с атласом, подсказал ему я. — Вот достоверно известные, — я красным карандашом поставил на английской карте крестики. — Вряд ли крепость могла стоять на совсем неосвоенных землях.
— Да, это точно, — кивнул Энтони, — за Бервикскими стенами на границе с Шотландией ничего не строили, у вас, наверное, так же… В письме чётко указано — пограничная крепость, значит, — он выделил границу посильнее, — она должна быть где-то на этой линии. Это тамбовский лес?
— Самый большой в области, — подтвердил я. — Тянется на север и дальше, по нему можно до Архангельска шагать, если приспичит и ног не жалко, а в ширину — в нашей области — километров по тридцать. Ну, где-то меньше, где и побольше…
Энтони нахмурился. Для него такой лес был, конечно, огромным, и он высказал своё опасение вслух:
— Это же огромный лес. Ты его хорошо знаешь? Не заблудимся?
— Да всё нормально, в любой лес можно зайти только до его середины, потом начинаешь выходить, — ободрил его я. — Да и по деревьям ориентироваться легко; если дерево — пальма, значит, мы на юге.
Энтони понял обе шутки — во всяком случае, засмеялся и снова склонился к карте:
— Начинать лучше с юга и методично продвигаться на север по этим самым лесам, — задумчиво сказал он. — По пути, как советовал твой учитель, обращать самое пристальное внимание на рассказы местных жителей. Как лучше всего добраться до южной границы леса?
