Мы махнули прямо через кусты. Кто-то шлёпнулся в темноте, кто-то заорал: «Менты!» — но потом ночные романтики, кажется, разобрались, сколько нас и кто мы. А вот мы ошиблись — их было не трое, а пятеро! Это я понял, как только мы выскочили на тротуар перед калиткой. Передо мной оказались двое, перед Энтони — тоже, пятый, как я заметил краем глаза, трусцой возвращался от угла, куда успел домчаться, спасаясь от милиции.
Первый размашисто ударил меня в лицо — я уклонился вбок и плечом свалил его в сточную канаву; жаль, сухую, давно не было дождей… У второго на пальцах в лунном свете блеснула рамка — кастет, ни фига себе, это серьёзно…
— Ыыхх! — он оказался так близко, что ощутимо запахло «джуси фрут». Без шуток? Ладно! Я поймал его запястье правой рукой, рванул на себя, выставив колено, а правым локтем ударил сверху по его локтю. Он взвизгнул и упал ничком, прижав локоть к паху и скрючившись. Полетевший в канаву уже стоял на ногах; его лица я не видел, но слышал прерывистое дыхание и понимал, что он напуган:
— Замри, — угрожающе сказал я. И понял, что вокруг тихо — только стонет тот, которого я свалил, да тихо ругается по-английски Энтони.
— У тебя как? — спросил он.
— Один пленный, — пошутил я и покосился на англичанина. Оба его противника лежали крест-накрест, и я вдруг испугался. — Ты их не…
— Да нет, обычные хуки, — небрежно ответил он, — отлежатся… Голова поболит, конечно… Как там твой пленный?
— Иди сюда, чудо, — поманил я пальцем неподвижно стоящего парнишку, и он, словно под гипнозом, двинулся ко мне. Едва не полетел в канаву — не сводил с меня глаз, наверное. Я взял его за плечо — обмякшее, вялое — и поставил к забору, под свет.
Парня я не знал. Чуть помладше нас с Энтони, коротко подстрижен, обычно одет. Глаза перепуганные. Он стоял, закрыв ладонями низ живота и чуть опустив голову — ждал, что будут бить. У меня это желание совсем пропало. Никогда в жизни не бил тех, кто не защищается…
— Откуда ты такой свалился? — спросил я насмешливо.
— Из Кобяко-о-ов… — прогундосил он, и я понял: сейчас разревётся. Беда с этими рыцарями ночных улиц — кочевряжатся, как моя бабка говорит, словно им всем за тридцать, из них половина — на зоне, а дашь, что просят — на свои годы выглядеть перестают… Сейчас начнёт говорить, что больше не будет… — Я не бу-уду больше, че-естно…
Энтони рассмеялся — весело, без злости или издёвки. Предположил:
— Деньги на пиво понадобились? Подошли бы и спросили.
— Да нет, они обычно закурить спрашивают, — пояснил я. Энтони покачал головой:
— Курить вредно.
Парнишка шмыгнул носом. Он, кажется, думал, что это мы так издеваемся утончённо, прежде чем бить. Англичанин нагнулся, снял кастет с пальцев стонущего, повертел и зашвырнул куда-то на огороды через крыши домов.
— Я вас попишу обоих, — прохрипел тот, пытаясь разогнуться. — Попишу, — и выматерился не хуже Витька.
— Заткнись, — вдруг поскучневшим голосом сказал Энтони, — или будешь есть песок, пока не научишься держать язык за зубами.
Тот не осел никак ответить и больше не стонал. Энтони обратился ко мне:
— Похоже, ты ему руку сломал.
— Не жалко, — ответил я. Жалко в самом деле не было. — А всё-таки, зачем полезли-то? — это он снова тому, который стоял у забора.
— Мужик один попросил, — уже потвёрже ответил тот.
— У-уй, долбень… — выругался лежащий — и Энтони неожиданно и жёстко наступил ему кедом на лицо со словами:
— Не говори, что не предупреждали.
— Хватит, не надо, — поморщился я. Энтони убрал ногу и пожал плечами. — Тут что-то интересненькое наклёвывается… — я быстренько описал Сергеича. — Этот мужик просил?
— Не-е…
— Этот? — я живописал Витька так, что Энтони хмыкнул. К моему удивлению мальчишка покачал головой:
— Не, он не такой… Такой… среднего роста, здоровый… — он мучительно пытался подобрать слова для описания из своего небольшого, да и то — наполовину матерного словарного запаса, отчаялся и добавил самую важную для себя подробность: — Он нам бабки отслюнил. Баксы настоящие, по пятёрке целой. Сказал — залезете, принесёте спортивную сумку. Только про собаку не сказал… Отпустите, мы же не залезли…
— Он не назвался, этот человек? — поинтересовался Энтони.
— Не… Отпустите…
— Проваливайте, — мотнул я было головой, но Энтони преградил ему путь:
— Нет, стой. Куда вы должны были принести бумаги — быстро?!
— Бар «Какаду». Это… — заспешил пацан, но я прервал его:
— Знаю я этот бар, проваливайте, говорю, — и открыл калитку, чтобы подержать Геббельса.
Не люблю входить ночью в тёмный дом. Даже побаиваюсь, если честно. Но одно дело — в одиночку, совсем другое — вдвоём. И всё-таки я заговорил излишне громко, нашаривая на стене выключатель:
— Что, сходим в бар, он до четырёх утра?
— Смысла нет, — Энтони задержался в кухне, расшнуровывая кеды. — Мы же его в лицо не знаем, даже описания нет, а народу там, наверное, много… Я надеялся, что он где-то в безлюдном месте встречу назначил…
— Лучше скажи мне, как это вообще понимать, — я включил-таки свет и присел на диван. Энтони остановился в дверях, опершись руками на косяки. — Что это ещё за новый персонаж?
— Скорее всего — подельник наших знакомых, — предположил Энтони. — Подумали об оружии они — и решили подстраховаться — ещё кого-то привлечь. Да и полезно, чтобы у них был человек, которого мы не знаем.
Я задумался. Сказанное Энтони было логично. Им же надо как-то скрытно за нами следить… Но неужели эти жлобы решили делиться на троих?! Я так и сказал, а Энтони усмехнулся углом рта:
— Ты знаешь, что я думаю? Сергеич и с Витьком-то делиться не собирается.
Наверное, уже рассчитал, как будет его убирать, когда клад разыщут.
Вообще-то это звучало вполне правдоподобно. Витёк туповатый, это сразу видно, но, кажется, из тех бандюг, которые со своими ведут себя честно. А Сергеич — беспредельщик, по глазам видно, хоть и образованный… Что ему стоит обоих своих приятелей сначала подбить на такое дело обещанием несметных сокровищ — а потом угрохать где-нибудь в лесу? Обдумав всё это, я внёс предложение:
— Давай-ка оба здесь уляжемся, на полу. И не жарко — и поспокойнее…
Энтони покосился в темноту моей комнаты, на зашторенные окна. И кивнул:
— Согласен. Если кто во двор полезет — твой Геббельс им пообедает. А вот бутылку «молотовского коктейля» в окно кинуть у них не заржавеет. Просто из подлости.
В поджог я не верил. Им нужны бумаги, они убеждены, что бумаги в доме, так с какого ума им поджигать дом, где живёт их «объект»? Но кивнул, а потом поинтересовался:
