— Рыбку пожалел? — спросил Владька. — Смотри, щенок, мы вас не пожалеем. Лес большой…
— В хвост очереди, — ответил я. Владька покосился в мою сторону:
— Чего?
— Говорю — без вас желающих хватает — нас не пожалеть. Очередь занимайте.
— Пацаны, — подал голос утопленник — только теперь я его рассмотрел: пониже, постарше и погрузней Владьки, — а если мы на вас в ментовку… за разбойное нападение?
Я откровенно и весело заржал. Энтони улыбнулся. Владька процедил, не поворачиваясь к приятелю:
— Завали хлебало… — и выругался. — Пацаны, тут двадцать километров. Лесом. Зверья полно, мы же погибнуть можем…
— Со зверьём вы легко договоритесь, — холодно сказал Энтони. — Хотя… здешние животные гуманней и безопасней, чем вы. Убирайтесь, или отправитесь на корм рыбам.
— Для восстановления их численности, — добавил я.
Кажется, они оба поверили в серьёзность наших намерений, потому что тут же зашлёпали по мелководью вдоль берега — быстро и не оглядываясь, прочь от своей стоянки и от нашего лагеря, слава богу. Мы ничего не кричали им вслед — только следили, как они уходят дальше и дальше, пока камыши не закрыли их совсем.
Рыба плыла по тихому течению.
На душе было пакостно.
ГЛАВА 21
Исчезновение старшего браконьера из лодки объяснялось очень просто. Энтони, проплыв от камышей под водой, на всю длину распорол днище «резинки» ножом и за ноги вдёрнул ничего не успевшего понять бандита в воду — мог бы и утопить, потому что тот от страха начал орать, но пожалел и даже вытолкнул на поверхность, а сам поплыл обратно к берегу.
«Казанку» со всем браконьерским имуществом мы утопили на середине речки, а потом Энтони взялся нырять за вторым ружьём. С первого раза не достал, но сказал, что вода внизу холодная, как лёд и нырнул снова — здорово нырнул, только пятки мелькнули, без шума и плеска. В этот раз вынырнул он, когда я уже забеспокоился — с синими губами и ружьём в судорожно вытянутой руке.
— Я-яма… — проклацал он. — Футов тридцать,
[18] не меньше — ж-жуть… на к-кра-краю лежало…
Мы погребли к оставленной на берегу одежде. Солнце зашло за древесные вершины, стало холодно — не вообще похолодало, а от воды потянуло холодком, мы подхватили одежду и припустили бегом к лагерю, освирепело отмахиваясь от комаров и скользя мокрыми ногами по траве.
— Кровать бы сейчас, и под одеяло, — сказал Энтони, поспешно доставая одной рукой охотничьи спички, а другой — наше волшебное масло. Он замёрз больше меня — на дне реки и в самом деле били ключи, я это ощутил, когда плавал в реке и в какой-то момент словно бы наступил босыми ногами в снег.
— Где же твоя жажда приключений? — пошутил я, наливая на ладонь масла.
— Не знаю, — серьёзно ответил Энтони, — может быть её унёс во-он тот комар величиной с орла?
Извернувшись, я казнил указанного комара, уже пристраивавшегося на моём плече и задумчиво уставился на ружья. Второе тоже было «рысью». Нам эти стволы были нужны, но бесполезны — длинные, не спрячешь, не носить же их открыто? Утопить их или разбить — у меня не поднялась бы рука. У Энтони — тоже. Зато он, похоже, давно решил для себя эту проблему — недаром прихватил из браконьерского барахла длинный полиэтиленовый мешок для рыбы и банку ружейного масла.
— Это лучше всего спрятать, — деловито сказал он, густо размазывая масло (не ружейное, конечно!) по груди — губы его уже приобрели свой природный цвет, костёр разгорелся почти невидимым пламенем, как всегда горит очень сухое дерево. — Где-нибудь в месте посуше. Разобрать, погуще смазать, завязать в мешок — и спрятать. Может, пригодится — партизанить.
— Против вас? — полюбопытствовал я. Мне идея понравилась.
— Хотя бы, — без улыбки ответил Энтони.
Мы занялись оружием. Покрывая маслом ствол, я высказал опасение:
— Как бы они ночью не явились.
— Не явятся, — уверенно ответил Энтони. — Мы их серьёзно напугали. А самое главное — они ведь так и не поняли, кто мы такие. А непонятное пугает ещё больше… Только вот обидно, что их самих отпустить пришлось. Они же снова начнут…
— Ну, теперь не скоро начнут, — уверенно сказал я. — «Казанка» с японским мотором, генератор, надувнушка, ружья, боеприпася, снасти — это знаешь на сколько потянет? Деньги ого какие… Другое дело, что не они одни тут этим занимаются…
— Может, начнём сезон охоты на браконьеров? — Энтони приложился к ружью. — А хорошая вещь. По-моему, лучше штатовского «ремингтона». Надёжнее… Эндрю, ты извини, что я тебя в это втянул.
— Мне и самому тошно было смотреть, как они браконьерничают. Особенно в этом лесу, — признался я и напрягся в ожидании вопроса: «Почему именно в этом лесу?» — так как не знал, смогу ли Эндрю объяснить… Но он не спросил — кивнул и сказал:
— Теперь мы и вправду как два крестоносца. Первая встреча с врагом уже была, впереди — цель похода… и новые встречи с новыми врагами в битве за Святой Грааль.
— Только вот враги эти уверены, что мы ищем золото, — напомнил я, а Энтони, кивнув, задумчиво сказал:
— Наверное, враги настоящих крестоносцев тоже не верили, что те идут освобождать Гроб Господень. Думали — пришли за золотом… А люди верили так, что умирать было не страшно. Разве в золото можно так верить?
— Слушай, Антон, — начал я. Потянулся за рюкзаком, достал оттуда консервы и концентрат. — А я вот думаю: почему твой предок сразу не вернулся в Англию? Со Святым Граалем — как говорится, сам бог велел! А он с чего-то поехал в наши места, на Русь…
— Я тоже думал над этим, — пробормотал Энтони, глядя куда-то под деревья, где быстро сгущались тени. — Не знаю, Эндрю. Я не знаю…
ГАЛИЛЕЯ. НЕДАЛЕКО ОТ КРЕПОСТИ ЯФФА. 1229 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
Сухой, знойный ветер пронзительно посвистывал в оконных проёмах брошенных глинобитных домов. Выбеленное зноем, как холст отличной выделки — руками мастерицы, небо дышало сухим, ровным жаром кузнечной печи. Бескорые, мёртвые, искривлённые, отполированные ветром и зноем деревья, похожие на скрбченные пальцы скелетов, застыли у вьезда в пустую деревню. На гладких ветвях сидели вороны. Много. Не меньше полусотни. Сидели молча и неподвижно, словно фигурки из чёрного мрамора.
Вороны ждали добычи.
Пятеро всадников молча и быстро рубились посреди деревенской площади. Четверо — на лёгких тонконогих конях под цветными попонами, в сбруе, украшенной многоцветьем бляшек — размахивая плавно изогнутыми симитарами
[19] и прикрываясь небольшими круглыми щитами, вертелись возле своего единственного противника. За плечами у них, словно крылья невиданных птиц, летели зелёные плащи, круглые плосковерхие шлемы обматывала белая материя, лица закрывали кольчужные маски, спускавшиеся на грудь.
