Их единственный противник был почти неподвижен. Прижавшись конским крупом к стене, он принимал удар за ударом на каплевидный щит алого цвета, украшенный чёрным двухглавым орлом под золотой короной. Голову огромного рыжего коня закрывала кованая стальная маска с крыльями летучей мыши, концы белой попоны с тем же гербом, что и на щите, спадали н пыльную землю. Сам всадник, затянутый в кольчугу, усиленную щитком на груди и массивными оплечьями, сидел плотно, выставив перед конской грудью всаженные в стремена ноги в пластинчатых медных сапогах. Его голову скрывал полусферический шлем с Т-образной прорезью в маске и короткими рогами, на которых было закреплено грязное белое полотнище, спадавшее на плечи и спину всадника, как плащ. По временам всадник тяжело поднимал рукой в широком окльчужном рукаве и толстой кожаной перчатке длинный прямой меч — и зеленоплащные, словно играючи, откатывались на пять-шесть шагов, а потом снова начинали приближаться — неспешно и неостановимо…
Из-под кольчужного рукава всадника с орлом на щите увесисто и медленно падала на пыльную землю кровь.
В углу двора умирала лошадь. Тяжёлый «бородатый»
[20] топор перебил ей крестец, она стонала, мучительно закатывая влажные глаза, полные страдания и трогательного непонимания происходящего: почему? за что? Её хозяин — то, что от него осталось после отвесного удара в плечо — лежал неподалёку, сброшенный агонизирующим животным. Вторая лошадь бродила по двору, таская за собой запутавшегося ногой в сползшем набок стремени всадника — в пыли тянулся размазанный, быстро сохнущий широкий след.
Воин в рогатом шлеме, выпустив рукоятку меча из ладони — она была примотана к запястью ремнём — снял с пояса короткий прямой рог и, поднеся его к прорези в равнодушной маске, протрубил отрывистый короткий сигнал. Зеленоплащные не забеспокоились — очевидно, воин делал это уже не первый раз… и — безрезультатно.
Но… нет! В этот раз отчанный хриплый призыв не остался безответным. Жаркий посвист ветра вдруг перебился стуком копыт по утоптанной до каменной твёрдости подъездной дороге — и в деревенскую улицу бешеным галопом влетел ещё один всадник.
Белый рослый конь в алой с золтом попоне нёс на себе высокого седока, одетого в пластинчатый доспех. Голову воина закрывал островерхий шлем, украшенный белым султаном из конского волоса, лицо защала оскаленная львино-мордая маска. Небольшой треугольный щит и длинное копьё с узким четырёхгранным наконечником были изготовлены для боя. Не сдерживая коня, новый воин что-то выкрикнул, пришпорил своего белого и вихрем помчался по улице, поднимая клубы пыли.
— Франк!
[21] — взвизгнул один из зеленоплащных. Оборонявшийся от них рыцарь напротив — оживился и, подняв руку с мечом, выкрикнул:
— Брат, на помощь!
Всадник на белом коне в призывах не нуждался. Но двое зеленоплащных, на скаку похватав с земли валявшиеся бамбуковые пики с трезубыми наконечниками, помчались навстречу новому противнику, на галопе ловко крутя оружие над головами и вокруг себя с диким, пугающим визгом:
— Аллах акбар! Аль-Камил рахбар!
[22]
Копьё всадника на белом коне вдруг совершило молниеносное круговое движение — и вошлопрямо в кольчужную маску первому из зеленоплащных. Фанатичный вой захлебнулся — сарацина вышибло из седла, подпруги лопнули, и его конь, не успевший отскочить, был буквально подмят и растоптан могучим белым зверем. Второй сарацин, завизжав, нанёс молниеносный удар пикой, но воин ловко отразил его щитом. В его правой руке словно из воздуха возник страшный пернач,
[23] с низким гулом описал круг и мощно ударил сарацина в висок. Тот зашатался в седле и безвольно склонился на гриву своего коня — через кольца маски струйками полилась кровь.
Не теряя ни секунды, воин размахнулся и с такой силой метнул пернач в оказавшегося ближе остальных сарацина, что того сбросило наземь. Раненый в руку рыцарь тем временем сам напал на врагов — встав на дыбы, его огромный рыжий жеребец с пронзительным визгом ударил копытами в голову коня одного сарацина, а второго всадника рыцарь достал мечом в шею, разрубив кольчужный ворот. Ловко соскочив наземь, рыцарь не глядя бросил меч в землю, выхватил узкий длинный кинжал и, припав на колено рядом с последним врагом, сброшенным искалеченной лошадью, приставил остриё кинжала к глазнице в кольчужной маске.
— Почему вы напали на меня в дни перемирия между нашим королём, да хранит его Господь на вечные времена, и вашим султаном? — бешено спросил рыцарь. — Говори, если хочешь жить!
— Проклятый франк! — прохрипел сарацин на хорошем германском. — Вас нужно убивать везде… всегда, подлый грабитель! Мира с вами… не может быть. Ты победил, пустоглазый пёс… но ты не услышишь, как я молю о пощаде!
— Не нужны мне твои мольбы, — неожиданно печально сказал рыцарь. — Я не убиваю безоружных… даже неверных.
— Вы… вы испоганили нашу землю, собаки!.. — сарацин задохнулся от злости — и вдруг… всем телом подался вперёд, вгоняя кинжал в глазницу своей маски.
Рыцарь отпрянул — но было уже поздно. Он тяжело поднялся на ноги, качая головой:
— Видит бог, я не хотел этого — пусть бы он жил, — пробормотал он, вытирая кинжал, а потом — меч о край полотнища, закреплённого на рогах шлема. — Не будь слишком суров к этому отважному, Господи… — он перекрестился и только теперь обернулся к своему спасителю.
Тот уже спешился и, закинув за спину щит, стоял возле своего коня — широко расставив ноги и положив ладонь в кольчужной трёхпалой перчатке на рукоять меча. Скалящаяся маска шлема была бесстрастной, словно скрывала не живого человека, а призрака. Неожиданное его появление и молниеносная победа над тремя врагами могли навести на такую мысль даже отважного человека… но, во всяком случае, призрак был призраком рыцаря, а значит — надлежало быть учтивым. Поднеся обе руки к голове, рыцарь снял шлем, взяв его на сгиб локтя. Открылось загорелое, потное лицо юноши — мокрые длинные волосы цвета бронзы, большие зелёные глаза, похожие на воду лесных озёр далёкого родного Севера.
— Я благодарю тебя за помощь, отважный рыцарь, — сказал юноша по-английски. — Понимаешь ли ты мой язык? Если да — назовись, чтобы я мог знать, кто спас жизнь сэра Энтони лорда Колвилла, графа Мерсии и рыцаря короля Иерусалимского Фридриха?
Кольчужная трёхпалая рука неспешно поднялась, откинув вверх львиную маску. Воин оказался не старше спасённого им рыцаря, русоволосый, с только-только появившимися первой бородкой и усами, такой же загорелый и мокрый от пота.
