Мы молчали. Учитель смотрел на нас с сочувствием, потом сказал:
— Но я повторяю — это не значит, что крепости не было! Больше того, я склонен думать, что она ДОЛЖНА была быть, вы в этом правы. Но скорее всего — дальше на север, где-то между Семёновым и Моршанском. Там, кстати, работает экспедиция Тамбовского Университета, вы вполне можете попробовать наняться на лето. Правда, они ищут не крепость, а поселение раннего железного века, но всё может быть…
— Спасибо, — каменным голосом сказал Энтони. Потом добавил: — До свидания.
— В таких поисках разочарования встречаются чаще, чем удачи, — сочувствующе сказал Анатолий Борисович, — это я по себе знаю. Зато каждая удача стоит всех разочарований.
— До свиданья, — вздохнул я.
…На крыльце школы Энтони скинул рюкзак, сел на ступеньку и вытер лицо рукавом, оставив на нём грязные разводы. Я присел рядом, тихо сказал:
— Нельзя так… Посмотри на себя!
— Посмотрел бы. Боюсь расстроиться ещё больше, — горько сказал Энтони. — Чёрт, похоже, я хронический неудачник…
— Пойдём к Моршанску, — пожал я плечами.
— Зачем? — усмехнулся Энтони. — Отбивать хлеб у экспедиции? Понимаешь, Эндрю, — он вдруг порывисто обернулся ко мне, — я сам хотел это найти, САМ! Потому что это — только МОЁ! А теперь, если это и найдут, то кости моего предка сделают экспонатом… или вообще выкинут!
— Ну уж… — покачал я головой.
— Хорошо, не выкинут. Со всеми предосторожностями положат под стекло.
Но это же позор! За семь веков один Колвилл решился на поиск, да и тот всё бездарно провалил… — он махнул рукой. — О Святом Граале я вообще не говорю.
Начали собираться ученики. Из открытого окна над нашими головами раздался голос кого-то из учителей:
— Сергей! Бесчастных! Наведи порядок в кабинете математики… а ты, Виктор, убери за ним!
— Пойдём, чего сидеть, — тихо сказал я.
— Пошли, — надевая рюкзак, ответил Энтони.
— Куда теперь? Командуй…
— На восток, — безразлично ответил Энтони. — Пройдём лес напрямую, тут два дня пути. И сядем на поезд до Фирсанова.
— Пошли, — согласился я. И хлопнул англичанина по полечу: — Тошка, не кисни. Ну не получилось. Ведь главное — мы пытались! Ну скажи — пытались?!
Он ничего не ответил.
ГЛАВА 23
Лес по-прежнему был красив — сумрачный, но спокойный, густой. Темнело, надо было разбивать лагерь, но мы неспешно шли по еле заметной звериной тропке. Не разговаривали — не хотелось. И с лагерем возиться не хотелось тоже. Размеренная, бесконечная ходьба успокаивала, убаюкивала дурные мысли о поражении и тоску, что приключение кончилось. Даже Сергеича и Витька мы больше не увидим — они ждут нас у Горелой Могилы, но мы-то туда не идём, Горелая Могила остаётся на севере от нашего маршрута домой…
Оказывается, дорога домой тоже может быть грустной. Если не добился того, зачем отправлялся в путь… Послезавтра я буду у себя, увижу Геббельса (соскучился, паразит!), потом мама приедет… А Энтони уедет. Ему хуже, чем мне. То, что для меня — приключение, для него — цель жизни. Мечта…
Может быть, археологи найдут и Краевую, и кости предка Энтони, и даже Святой Грааль. И будет сенсация. Только вот… найдёт всё это не Энтони. И это нечестно. А самое обидное — нет виноватых в этой нечестности. Просто — так случилось. Обстоятельства.
Всё равно — нечестно.
— Эндрю, — вдруг сказал Энтони, не останавливаясь.
— Чего? — я догнал его, пошёл рядом, хотя на тропинке было страшно тесно.
— Эндрю, я подумал. Нельзя отступать. Ты можешь ехать домой, а я пойду на север. Искать. Может быть, мне всё-таки повезёт!
Он повернул ко мне упрямое, строгое лицо. Я молчал, и Энтони добавил:
— Тот, кто привёз сюда Святой Грааль, наверное, много раз в жизни мог отступить. Не ехать в Святую Землю. Не ехать к вам на Русь. Удрать из крепости до прихода врага. Он не отступил. И я не буду, потому что во мне есть его кровь. Я иду на её голос, — он сказал это безо всякой рисовки.
— Не знаю, как с кровью во мне, — ответил я, чувствуя, как тоска и дурное настроение расползаются по самым укромным чащобам леса, чтобы не показываться мне на глаза, — но я домой не поеду. Проверим ещё и это место — бог любит троицу!
— Со мной? — без удивления, благодарно спросил Энтони.
— С тобой, господин белый охотник. Жалованье отрабатывать.
— Тогда ищи место для ночлега, а то стемнеет — придётся под кустом спать.
Темнело в самом деле стремительно. Тем удивительней было, когда мы вышли вдруг на верх крутояра — а впереди и внизу, ещё совсем-совсем не в темноте, залитая солнцем, лежала деревенька. Не очень большая — одна улица, вдоль которой выстроились в художественном беспорядке дома, упиралась в пруд. Всё это окаймляли густющие сады и полоски огородов.
— Ну — это в самом деле ни в какие ворота, — сказал Энтони как-то обиженно. — Я понимаю — ручей! Чёрт с ним — болото! Но… но ДЕРЕВНЯ, которой нет на карте!!!
Он ещё что-то говорил, а я смотрел на деревню и чувствовал, как нериятный холодок крадётся на паучьих лапках под пропотевшей курткой.
Я, кажется, начинал понимать, что к чему.
— Эй… — Энтони вдруг поперхнулся и спросил тихонько, расширив глаза: — А где ЛЮДИ?…
— То-то и оно, — пробормотал я.
Заросшие огороды. Трава давно пробилась через укатанные когда-то колеи единственной дороги. Некоторые дома покосились, провалились крыши. Ни единого звука не доносилось снизу, из деревни. В лучах яркого заходящего солнца, тихая и спокойная, панорама, открывшаяся нам, приобрела особенно зловещий, мистический оттенок.
— Что это? — шепнул Энтони. — Что произошло, Эндрю? Откуда этот…ужас?
Вот оно, это слово. Энтони его сказал. УЖАС — то, что я испытал, только не мог определить для себя свои ощущения…
— Не бойся, не то, что показывают у вас в кино, — ответил я. — Не эпидемия и не жестокий правительственный эксперимент… Просто деревню выселили в начале восьмидесятых, как неперспективную. Людей — в город, а дома оставили тихо разваливаться…
Дома вдоль дороги. Блеск пруда. И всё это — залито солнечным светом. Тишина. Самое противоестественное — тишина там, где ДОЛЖНЫ жить люди, не знаешь, чем верить, ушам, или глазам! Наверное, так выглядит мёртвый город Припять и деревни чернобыльской зоны, о которых рассказывали по телевизору… Вдобавок ко всему мне вспомнился роман моего любимого Стивена Кинга — «Противостояние» — о вымершей от мутировавшего гриппа Америке.
Идти в деревню не хотелось.
Совсем.
Потому что было страшно.
— Скоро стемнеет, — Энтони посмотрел на небо, потом — на часы. — Девять.
