В одиннадцать часов он вновь проверил у всех пульс. Убедившись, что тот пришел в норму, он прослушал легкие: спящие дышали полной грудью. Бесспорно, состояние продолжало улучшаться, температура поднималась. Более того, Жоржу удалось, наконец, разжечь огонь – священный, спасительный огонь! Какое это наслаждение было смотреть, как языки пламени медленно ползут вверх по поленьям, приятно потрескивающим в камине, и комната наполняется таким долгожданным божественным теплом. Мейраль прохаживался вдоль тюфяков взад и вперед, всматриваясь в лица, поочередно притрагиваясь к запястьям, чтобы ощутить пульсацию крови. Мало помалу мертвенная бледность сходила, появлялся легкий румянец вначале на щеках, как диатез, растекаясь затем по всему лицу. Посиневшие губы розовели, впавшие веки подрагивали. Первой пошевелилась маленькая Марта: правой рукой она скинула тяжелые одеяла, ставшие слишком жарким укрытием. Затем сделала глубокий вдох и открыла глаза.
– Марта! – весело воскликнул Мейраль.
– Мне жарко! – сказала девочка.
Заспанные глазки малютки, доверчиво моргая, смотрели на Жоржа.
– Мама! – позвала она.
Сабина вздрогнула, и смутная полусонная улыбка показалась на ее порозовевшем лице. Огромные синие глаза ее распахнулись, как прекрасные цветы после дождя. Это был самый чудесный момент воскрешения к жизни. Сердце Мейраля переполняла нежность.
– Я спала? – задала она вопрос, удивленно оглядев мистическую обстановку лаборатории.
– Вы все спали! – ответил Жорж.
Вдруг она ахнула и, вспомнив о катастрофе, в испуге скривила губы.
– Мы умрем, мы все умрем?
– Нет, мы будем жить! Долго и счастливо.
Она поднялась на постели и увидела дочку, повернувшую к ней свое милое разрумянившееся личико.
– Значит, мы спасены?
– Скорее можно сказать – воскресли! Созидательный свет победил тьму… Взгляните на солнце, Сабина. Еще немного и оно опять станет тем прежним солнцем, солнцем нашего детства.
Сабина повернулась и увидела яркий квадрат окна, острую иглу соборного шпиля и небо, обретшее свой истинный цвет.
– Жизнь!.. – вздохнула она, и слезы заблестели на ее длинных ресницах.
Тут она густо покраснела, заметив, что Мейраль так близко и пристально смотрит ей в лицо. Он опустил глаза и отвернулся. Тогда Сабина, вспомнив, что ложилась одетой, откинула теплые покрывала, сберегавшие ее жизнь, и оказалась в темном костюме, надетом в знак траура по погибшему мужу. Увидев, что она с беспокойством смотрит на отца и сына, Мейраль произнес:
– Дайте им пробудиться самим, так будет лучше!
Женщина растерянно кивнула головой в знак согласия, взяла на руки Марту и подошла к окну. Жорж с восхищением смотрел на ее стройный силуэт. Солнечные лучи золотили ее распущенные локоны, которые так непринужденно накручивала на пальчик маленькая Марта. Вдали зеленели верхушки каштанов, густо разросшихся в Люксембургском парке. Это был сад их юности, где они часто гуляли все вместе, где Мейраль репетировал свою дипломную речь, обсуждал с профессором свои научные разработки, украдкой поглядывая на Сабину.
– Где я? – спросил знакомый серьезный голос.
Лангр просыпался. Неясные как туман мысли роились в его голове, старик пытался сориентироваться, но приходил в себя очень медленно: такое глубокое для его лет потрясение давало о себе знать.
– Что это?… Лаборатория?… Сабина, где Сабина? А… это вы Жорж…
Он тяжело вздохнул, в голове прояснялось:
– Это последний день?
– Это новая жизнь! – подбодрил его Жорж.
– Новая жизнь? Это значит, что свет…
– Именно, свет победил!
Глаза старика радостно заблестели под кустистыми седыми бровями. Он, словно юноша, вскочил со своих матрасов и схватил Мейраля за плечи, испытующе глядя ему в лицо.
– Не подавай мне ложной надежды, сынок! – недоверчиво произнес ученый. – Зеленые лучи вернулись?
– И зеленые, и голубые, и даже синие! Не волнуйтесь так, успокойтесь…
– Солнце! Солнышко! – ласково повторяла Сабина.
В это время друг за другом проснулись ничего не понимающие многострадальные служанки и Робер. Лангр посмотрел на струящийся из окна яркий дневной свет:
– Когда оно встало?
– Вот уже тридцать шесть часов как…, – подшутил над ним Мейраль.
– Так что, мы значит спали…
– Почти двое суток!
– А ты! – с завистью и обидой проворчал профессор. – Ты, значит, присутствовал при воскрешении? Ты видел нарождение нового мира! Почему ты не растолкал меня как следует?
– Это было невозможно.
Лангр погрустнел и затих. В эти мгновения он испытывал самое горькое разочарование, какое только могло случиться с ученым. Он страшно завидовал. Потом ликование взяло верх над завистью. По старческим венам разлилось сладостное тепло наивной надежды: на обновленной земле настанут счастливые дни справедливости, а несправедливость исчезнет навсегда!
– Подъем! – воскликнул он. – Нельзя бездарно терять ни одной из этих прекрасных минут…
И ученый набросился на свои приборы, как волк кидается на свою жертву. Он жадно пробежал глазами пометки Мейраля и, забыв обо всем, с дрожащими в предвкушении великих открытий руками взялся за работу.
– Ах, – вздыхал он время от времени, – это слишком величественно… это слишком прекрасно.
Тем временем Катрин принесла горячий шоколад, и они позавтракали прямо в лаборатории, получив от этой скудной еды ни с чем несравнимое удовольствие.
– Ну что, не пора ли нам пополнить рацион? – улыбаясь, кричал профессор.
– У нас нет только мяса, – ответил Жорж, – зато навалом муки, сахара, кофе, шоколада… Наше бедное население изрядно поредело за это время, а запасы так и остались почти нетронутыми.
Тень промелькнула на блаженном лице почтенного старца. Сабина тут же вспомнила о теле несчастного мужа, распростертом на полу в соседнем кабинете.
– Сотни тысяч наших собратьев, которых мы потеряли за минувшее время, должно быть уже покоятся в земле! – произнес Лангр дрогнувшим голосом.
Через несколько часов на улице возобновилась привычная возня: слышались голоса людей, крики, шум машин, лай собак… Внезапно раздался громкий удар колокола… затем, после короткого перерыва, полилась звенящая светлая музыка: с колокольни собора Сен-Жак во всю мочь воспевали воскрешение рода человеческого.
Часть вторая
I. Возвращение к жизни
На другой день появились фиолетовые лучи, и состояние спектра полностью пришло в норму. Человечество вновь зажило своей обычной размеренной жизнью. В очагах, как прежде в кострах на лесных опушках и в хижинах диких народов, горел огонь. Машины опять наводнили города, электровозы ходили по железным дорогам, возобновились морские и воздушные перевозки, заработали телефонные и телеграфные службы, радиостанции вновь ободряли людей, укрепляя их душевные силы и упрочивая связь с миром.
