– Дайте мне в руки хорошее ружье, тогда я вам отвечу!
Тут он отложил в сторону ствол ружья, который сверлил, подошел ко мне, пристально посмотрел на меня удивленными глазами и воскликнул:
– Дать вам ружье, сэр? Не подумаю даже! Ни за что! Мои ружья попадают только в такие руки, которые могут прославить меня.
– И мои руки могут сделать это, – возразил я. Мистер Генри вторично, на этот раз искоса, посмотрел на меня, сел на прежнее место и принялся снова сверлить ствол ружья, ворча про себя:
– Эдакий грингорн! Своей заносчивостью он может вывести меня из терпения!
Я не стал противоречить, вытащил сигару и закурил. На четверть часа водворилось молчание. Дольше мистер Генри не выдержал. Он направил ствол ружья к свету, поглядел в него и при этом заметил:
– Стрелять гораздо труднее, чем звезды считать или же читать древние надписи на кирпичах Навуходоносора. Поняли? Держали ли вы вообще когда-либо ружье в руках?
– Я думаю!
– И прицеливались, и спускали курок?
– Да.
– И попадали?
– Еще бы!
Тут он опустил ствол ружья, который держал в руках, посмотрел на меня и произнес:
– Да, попадали, безусловно, но куда?
– В цель, понятно.
– Что вы мне пыль в глаза пускаете!
– Я говорю правду.
– Черт подери, сэр! Вас не поймешь! Я уверен, что вы не попадете в стену, будь она хоть двадцать локтей в вышину и пятьдесят в длину, но в то время как вы утверждаете совершенно невозможные вещи, у вас такое серьезное, внушающее доверие лицо, что можно выйти из себя! Я ведь не мальчишка, которому вы даете уроки! Поняли? Эдакий грингорн, книжный червяк, и вдруг утверждает, что умеет стрелять! Роясь в турецких, арабских и других негодных старых книгах, когда же он находил время стрелять? Снимите-ка вот это старое ружье со стены и попробуйте взять на прицел! Из него стреляют по медведю, лучше ружья я никогда не видывал.
Я снял со стены ружье и прицелился.
– Алло! – воскликнул он, вскочив с места. – Что такое? Вы обращаетесь с этим оружием как с легкой тросточкой, а между тем это самое тяжелое ружье из тех, которые я знаю. Неужели вы обладаете такой силой?
Вместо ответа я схватил его за полу куртки и ремень от штанов и поднял правой рукой в воздух.
– Черт возьми! – воскликнул он. – Пустите меня! Ведь вы еще гораздо сильнее моего Билля!
– Вашего Билля? Кто это?
– Это был мой сын… Но оставим это! Он погиб, как и другие… Из него вышел бы толковый парень, но он угас в мое отсутствие. Вы на него похожи ростом, у вас почти такие же глаза и одинаковое с ним выражение рта. Поэтому… Впрочем, это вас не касается!
На лице его выразилась глубокая печаль. Он провел по лбу рукой и продолжал теперь уже бодрым голосом:
– Ах, сэр, действительно, очень жаль, что при такой мускульной силе вы углубляетесь только б книги. Вам следовало бы заняться физическими упражнениями!
– Я и занимаюсь.
– Неужели?
– Ну да!
– А боксом?
– Нет, у нас он мало распространен. Зато гимнастикой и борьбой.
– И верховой ездой?
– Да.
– И фехтованием?
– Даже давал уроки.
– Слушайте, не завирайтесь!
– Хотите испытать?
– Спасибо. Мне достаточно и того, что было! Вообще я должен работать. Садитесь! – Он вернулся к верстаку, и я последовал его примеру. Наш дальнейший разговор был весьма односложен. Мысли Генри, казалось, были заняты чем-то важным. Внезапно он прекратил работу и спросил:
– А занимались ли вы математикой?
– Она была моим любимым предметом.
– Арифметикой, геометрией?
– Разумеется.
– Землемерным искусством?
– В высшей степени охотно. Часто без всякой необходимости я колесил по окрестностям с угломером в руках.
– И вы, действительно, умеете измерять?
– Да. Я часто принимал участие в горизонтальных и вертикальных измерениях, хотя и не хочу утверждать, что мои показания достигают уровня знаний настоящего землемера.
– Отлично, очень хорошо!
– Но почему вы об этом спрашиваете, мистер Генри?
– У меня имеется на то особая причина. Поняли? Сейчас вам незачем это знать… Потом выяснится! Сперва я должен узнать, умеете ли вы стрелять.
– Испытайте меня!
– В этом можете не сомневаться! Когда у вас начинаются завтра уроки?
– В восемь часов.
– Хорошо! Приходите в шесть ко мне! Мы пойдем в тир, где я обстреливаю свои ружья.
– Почему так рано?
– Потому что я не хочу больше ждать, потому что я горю желанием доказать, что вы настоящий грингорн! Теперь достаточно об этом! У меня есть другие дела, поважнее.
Так как ствол ружья был наконец готов, Генри вынул из ящика многогранный брусок железа и начал напильником выравнивать его углы. Я заметил, что на каждой грани бруска было по дыре.
Он так сосредоточился на своей работе, что, казалось, забыл о моем присутствии. Его глаза блестели, и, когда он время от времени отрывался от работы, чтобы полюбоваться произведением своих рук, на лице его можно было прочесть выражение любви. Очевидно, этот брусок железа представлял для него большую ценность. Меня это заинтересовало, и я спросил:
– Разве из этого тоже получится какая-нибудь часть ружья, мистер Генри?
– Да, – ответил он, как будто только сейчас вспомнив о моем присутствии.
– Но я не знаю ни одной системы, где бы встречалась подобная часть ружья.
– Охотно верю! Но еще будет такая. Это будет система Генри.
– Вот оно что! Значит, новое изобретение?
– Да.
– В таком случае извините мое любопытство. Это ведь тайна.
Он долгое время смотрел в каждую дыру, вертел брусок во все стороны, несколько раз прикладывал его к заднему концу только что приготовленного ствола и, наконец, сказал:
– Да, это тайна. Но я вам доверяю ее, так как, хотя вы и настоящий грингорн, но умеете молчать, когда следует. Я вам скажу, что из этого получится… Это будет штуцер с двадцатью пятью зарядами.
– Не может быть!
– Молчите! Я не так глуп, чтобы взяться за что-нибудь невозможное.
– Но в таком случае у вас должны быть камеры для двадцати пяти зарядов!
– Это имеется!
– Но ведь они будут так велики и неудобны, что будут только мешать.
