– Не только собираюсь, но и на самом деле это сделаю. Если его схватят, я освобожу его. А если на него поднимут руку, я стану на его сторону и буду сражаться за него. Прямо и откровенно заявляю вам это!
– Вот как! Неужели вы так поступите?
– Да, разумеется! Я это обещал умирающему, и так как я никогда не нарушаю даже простого обещания, то такой обет будет для меня свят, как присяга.
– Очень, очень рад! Мы с вами, значит, одного мнения.
– Скажите, однако, – в нетерпении торопил я его, – как можно согласовать ваши добрые речи и злые намерения?
– Вы желали бы это узнать? Да, старик Сэм отлично заметил, что вам хотелось поговорить с ним по дороге. Но этого нельзя было допустить, иначе мог бы рухнуть весь мой блестящий план. На самом деле я часто думаю совсем по-другому, чем это кажется со стороны, но я не хочу раскрывать свои карты, хи-хи-хи! Вам я могу это сказать, ибо вы мне поможете, так же как Стоун и Паркер, если не ошибаюсь. Итак, насколько я могу судить, Инчу-Чуна не только отправился с Виннету на разведку, но успел уже перед тем собрать своих воинов и приказал им выступать в поход. За это время апачи, наверное, далеко продвинулись вперед, и так как Инчу-Чуна будет без отдыха ехать всю ночь, то уже завтра до полудня он должен встретиться с выступившим отрядом. В противном случае он не стал бы так утомлять свою лошадь. Послезавтра вечером мы уже можем ожидать их здесь. Теперь вы видите, какая нам грозит опасность и как она близка. Поэтому мы очень хорошо поступили, что поехали по следам Виннету. Я бы ни в коем случае не ожидал столь скорого их возвращения. Какое счастье, что мы встретили киовов и все от них узнали! Завтра они явятся сюда со своими двумястами воинов…
– Я предупрежу Виннету о киовах, – перебил я его.
– Ради бога, не делайте этого! – воскликнул он. – Нам бы это только повредило, так как апачам удалось бы улизнуть и мы не избавились бы от них, несмотря на помощь киовов. Нет, они должны попасть в плен и увидеть смерть в лицо. Если мы их потом тайком освободим, они будут нам благодарны и навсегда откажутся от мести. Единственное, что они потребуют, может быть, выдачи Рэтлера, и я, право, не отказал бы им в этом.
Я протянул ему руку и ответил:
– Вы меня успокоили, Сэм. Это вы отлично придумали!
– У Сэма Хоукенса оказываются иногда и хорошие качества, хи-хи-хи. Итак, вы по-прежнему хорошо ко мне относитесь?
– Да, мой старый Сэм!
– В таком случае отправляйтесь на боковую и постарайтесь заснуть. Завтра нам предстоит много дел. Я еще должен предупредить о своем плане Стоуна и Паркера.
Ну разве он не был удивительным добряком, мой милый старый Сэм? Между прочим, если я говорю «старый», то это не следует понимать буквально. Сэму Хоукенсу было немногим более сорока. Однако густая борода, покрывавшая почти все его лицо, ужасный нос, выделявшийся, словно башня, среди этой растительности, наконец, кожаная куртка, словно сколоченная из дубовых досок, все это делало его гораздо старше, чем он был на самом деле.
После того как Сэм удалился, я попробовал заснуть, но мне это долго не удавалось. Все мои товарищи по лагерю были очень рады предстоявшему приезду киовов и так громогласно рассуждали об этом, что требовались большие усилия, чтобы заснуть под этот шум. Не давали мне покоя и собственные мысли. Сэм с такой уверенностью говорил о своем плане, как будто всякая неудача исключалась. Я не мог согласиться с такой точкой зрения. Мы решили освободить Инчу-Чуну и Виннету. Однако о других апачах, которые будут взяты в плен, не было и речи. Неужели они останутся в плену у киовов, между тем как их вожди получат свободу? Это казалось мне несправедливым. Освободить же всех апачей мы вчетвером не смогли бы, тем более что пришлось бы делать это в величайшей тайне, чтобы на нас не пало ни малейшего подозрения. Кроме того, возникал вопрос, каким именно образом удастся киовам захватить апачей в плен. Это возможно во время сражения, но в таком случае следует предположить, что как раз Инчу-Чуна и Виннету будут защищаться наиболее храбро и более остальных подвергнут себя смертельной опасности. Каким же образом предотвратить все это? Ведь если апачи не сдадутся, то киовы могут перебить их всех без исключения. Такого исхода нельзя было ни в коем случае допустить.
Я долго думал обо всем этом, но не мог прийти ни к какому решению. Только надежда на то, что хитрый Сэм найдет спасительный выход, немного утешила меня. Как бы то ни было, я твердо решил стать на защиту обоих вождей, даже жертвуя собой, если бы это оказалось нужным. Наконец я заснул.
На следующее утро я с удвоенным рвением взялся за работу, чтобы наверстать упущенное за предшествовавший день. Так как каждый из нас старался работать изо всех сил, то мы гораздо быстрее подвигались вперед, чем обычно. Рэтлер явно избегал нас. Он слонялся без дела по лагерю. Его вестманы относились к нему как и раньше, по-приятельски, как будто за последние дни ничего не произошло. Это привело меня к убеждению, что нам нечего рассчитывать на их помощь в случае нового столкновения с Рэтлером. К вечеру выяснилось, что мы измерили почти вдвое большее расстояние, чем обычно за это время, несмотря на то что местность была трудной. Неудивительно поэтому, что все мы чувствовали сильную усталость и сразу же после ужина легли спать. Лагерь наш, конечно, был уже перенесен в другое место, что всегда делалось по мере продвижения работ.
На следующий день мы продолжили работу с тем же усердием, но в полдень произошла крупная задержка в работе: к нам пожаловали киовы. Их разведчики легко нашли нас по следам, предварительно побывав на нашей предыдущей стоянке.
У индейцев был весьма воинственный вид: они ехали на превосходных лошадях и все без исключения были вооружены ружьями, ножами и томагавками. Я насчитал их более двухсот. Их предводитель выделялся своим внушительным ростом. У него были строгие черты лица и глаза хищника, б которых можно было прочитать необузданное желание грабить и насильничать. Его звали Тангуа, что означает «вождь». Из этого можно было заключить, что как вождю ему нечего было бояться соперников. Увидев его лицо и глаза, я испугался за Инчу-Чуну и Виннету: что если они действительно попадут ему в лапы!
Несмотря на то что Тангуа явился в лагерь в качестве нашего друга и союзника, он отнесся к нам далеко не приветливо. Вместе с Бао он стоял во главе всей банды краснокожих. Подъехав к нам, он не соизволил слезть с лошади, чтобы поздороваться, а сделал лишь повелительный жест рукой, после чего его люди немедленно окружили нас. Затем он направился к нашей повозке и принялся шарить в ней без стеснения.
Мы приблизились, держа наготове винтовки. Я чувствовал себя при этом крайне неловко. Сэм же обратился к нему с угрозой в голосе:
– Разве славный вождь киовов желает отправиться в страну вечной охоты?
Нагнувшийся над повозкой предводитель киовов выпрямился, обернулся к нам и грубо ответил:
– Зачем бледнолицый брат пристает ко мне с таким глупым вопросом! Пока Тангуа найдет дорогу в страну вечной охоты и сделается там великим вождем, пройдет еще немало времени.
