Мой прощальный ужин! Невозможно! Кто знает, вследствие какого недоразумения возникло у ребенка это ложное мнение! Я усмехнулся. Тут послышались голоса из приемной, гости пришли, и я отправился их встречать. Все трое пришли одновременно, как я потом узнал, они так сговорились. Генри сперва представил меня мистеру Блэкку, немного неуклюжему на вид молодому человеку, а затем Сэму Хоукенсу, самому вестману.
Вестман! Должно быть, у меня был не особенно умный вид, когда я удивленными глазами уставился не него. Такого человека я еще не видывал, правда, впоследствии я познакомился с еще более замечательными людьми. Уже сама личность мистера Сэма привлекала внимание, но впечатление увеличивалось еще тем, что он стоял здесь, в приемной, точно в таком же виде, как если бы находился в прерии: в шляпе и с ружьем в руке! Представьте себе следующую наружность.
Из-под уныло свисающих полей фетровой шляпы (при определении возраста, цвета и формы которой самый проницательный философ мог бы сломать себе голову) торчал среди леса спутанных черных волос бороды почти пугающих размеров нос, который мог бы заменить стрелку солнечных часов. Из-за обильной растительности можно было заметить, кроме носа, только два маленьких, умных, необычайно подвижных глаза, глядевших с плутоватым лукавством. Он рассматривал меня так же внимательно, как и я его. Впоследствии я узнал, почему он был так заинтересован мной.
Этот «верхний этаж» покоился на туловище, которое было одето в старую козловой кожи тужурку, и поэтому оставалось до колен невидимым. Тужурка, очевидно, была сшита для более дородного мужчины, этот же человек невысокого роста походил в ней на ребенка, нарядившегося шутки ради в дедушкин халат. Из-под этого более чем достаточного одеяния виднелись две тощие серпообразные ноги, одетые в кожаные с бахромой штаны, настолько поношенные, что владелец, должно быть, вырос из них уже лет двадцать тому назад. Затем следовала пара индейских сапог, в которых в крайнем случае мог бы целиком поместиться их владелец.
В руках знаменитого вестмана находилось ружье, до которого я решился бы дотронуться, только соблюдая крайнюю осторожность, оно более походило на дубину, чем на огнестрельное оружие. В этот момент я не мог бы придумать лучшей карикатуры на охотника прерий, но через короткое время я вполне оценил этого оригинального человека.
Внимательно разглядев меня, он тонким, точно детским голосом спросил оружейного мастера:
– Это и есть тот молодой грингорн, о котором вы рассказывали, Генри?
– Именно, – кивнул тот.
Отлично! Он мне нравится! Надеюсь, Сэм Хоукенс ему тоже понравится! Хи-хи-хи!
С этим своеобразным смехом, который я слышал впоследствии тысячи раз, он повернулся к открывавшейся в этот момент двери. Вошли хозяин и хозяйка, и из того, как они поздоровались с охотником, можно было заключить, что они встречали его уже раньше, но это происходило за моей спиной. Затем хозяева попросили нас в столовую. Мы приняли приглашение, причем Сэм Хоукенс, к моему удивлению, не разделся. В столовой он произнес, указывая на свое старомодное ружье:
– Настоящий вестман никогда не теряет из виду своего оружия, тем более я – свою бравую Лидди! Я повешу ее вот сюда, на розетку от занавеси.
Значит, свое ружье он называл «Лидди»! Впоследствии я узнал, что у многих вестманов вошло в привычку давать имена оружию и обращаться с ним как с живым существом. Он повесил ружье на упомянутое место и решил сделать то же самое со своей замечательной шляпой. Когда он снял ее, то, к моему ужасу, на ней остались висеть все его волосы. Можно было действительно испугаться при виде этого кроваво-красного, лишенного кожи черепа! Наша хозяйка громко вскрикнула, а дети завизжали изо всех сил. Он обернулся к нам и спокойно сказал:
– Не пугайтесь, господа! В конце концов, в этом нет ничего особенного. С честью и с полным на то правом, которое ни один адвокат не посмел бы оспаривать, я носил с детства свои собственные волосы, пока на меня не напали десятка два индейцев, стянувших у меня заодно с волосами и кожу с головы. Здорово неприятное чувство было, но я превозмог его, хи-хи-хи! Отправился в Текаму и купил себе новый скальп, если не ошибаюсь, он называется «париком» и стоил мне три больших связки бобровых шкур. Все это пустяки! Новая кожа даже практичнее старой, особенно летом, могу снимать ее, когда пот прошибает. Хи-хи-хи!
Он повесил шляпу к ружью, а парик опять напялил на голову. Затем снял тужурку и положил ее на спинку одного из стульев. Она была сплошь в заплатках: один лоскут кожи был нашит на другой, благодаря чему эта часть одежды достигла такой толщины и твердости, что через нее едва ли могла бы пройти стрела индейца.
Теперь мы увидели во всю длину его худые кривые ноги. Верхняя часть туловища была облачена в охотничий жилет. За поясом торчали два пистолета и нож. Усевшись на стул, он бросил сперва на меня, потом на хозяйку лукавый взгляд и спросил:
– Не пожелает ли миледи прежде, чем мы примемся за еду, сообщить сему грингорну, в чем, собственно, дело, если не ошибаюсь?
У него была привычка постоянно говорить: «если не ошибаюсь». Хозяйка обернулась ко мне, указала на молодого гостя и заметила:
– Вы, сэр, вероятно, еще не знаете, что мистер Блэкк будет вашим заместителем здесь?
– Моим заместителем? – воскликнул я с изумлением.
– Ну конечно! Ввиду того, что мы сегодня прощаемся с вами, нам было необходимо найти нового учителя.
– Прощаемся!?
Теперь я благодарю судьбу, что тогда никому не пришло в голову запечатлеть на фотографии мой до смешного растерянный вид!
– Разумеется, сэр, – сказала хозяйка, благожелательно улыбаясь, что я один нашел весьма неуместным (мне самому было не до того). Потом она прибавила: – Собственно, это должно было бы последовать после вашего отказа от места, но мы не хотели препятствовать вам, кого мы так полюбили, раз дело идет о вашем счастье. Нам очень жаль расставаться с вами, и мы напутствуем вас самыми лучшими пожеланиями. Уезжайте завтра с Богом!
– Уехать? Завтра? Но куда же? – с трудом пробормотал я.
Тут Сэм Хоукенс, стоявший рядом, хлопнул меня по плечу и со смехом ответил:
– Куда? Да со мной, на Дикий Запад! Вы ведь блестяще выдержали экзамен. Хи-хи-хи! Остальные землемеры отправляются завтра на лошадях, они не могут дольше ждать. И вы беспрекословно должны ехать с ними. Меня с Диком Стоуном и Вилем Паркером наняли в ваши проводники, мы отправляемся вдоль реки Канадианы в глубь Новой Мексики. Надеюсь, вы не захотите сидеть тут и оставаться грингорном?
Я словно прозрел. Очевидно, у них все было втайне сговорено. Я буду землемером и, может быть, на одной из тех больших железных дорог, которые проектировались. Какая радость!.. Мне даже не нужно было расспрашивать, все сведения я получил тотчас же от своего доброго друга Генри, который подошел ко мне и сказал:
– Вы знаете, почему я так хорошо отношусь к вам. Вы живете сейчас у прекрасных людей, но не ваше дело быть домашним учителем. Вы должны попасть на Запад! Поэтому я обратился в контору Атлантико-Тихоокеанской Компании, чтобы там без вашего ведома вас проэкзаменовали. Вы выдержали экзамен. Вот ваше назначение на должность.
