– Ну, наконец-то! – воскликнула Гертруда, когда осел замолк, – он допел свою арию, а то я уже думала, что он пропоет так до самого утра.
Однако, едва только один певец закончил свою партию, как другой начал в другом тоне.
– Увы! – воскликнула Фатима, – теперь нам не дождаться конца! Теперь все они, один за другим, будут проделывать то же самое. Я знаю их привычку.
– Неужели?
– Да, непременно, они всегда так делают: если только один начнет, то все последуют его примеру, а ведь их более шестидесяти… этот концерт, наверное, будет продолжаться более трех часов!
– Да ты уверена ли в этом?
– Вы сами услышите!., я не ошибаюсь! – жалобно сказала Фатима.
– Но, в таком случае, нам нечего и думать о сне!
– Ну, конечно! Какой тут сон!
– Так это весьма невесело!
Подобного же рода разговоры происходили, вероятно, и в соседней палатке. Отовсюду слышались раздраженные голоса, ропот и воркотня, а между тем третий, четвертый, пятый и шестой ослы затянули свои монотонные серенады.
Наиболее гневным и нетерпеливым слушателем этого ослиного концерта являлся, конечно, Тиррель Смис.
– Замолчите ли вы, скверные, неблагородные животные! Вы не можете даже дать покоя такому джентльмену, как сэр Буцефал!.. – яростно рычал он.
Схватив попавшуюся ему под руку палку, он устремился с ней туда, где находились ослы, и принялся тузить что было мочи очередного певца.
Тогда ослами овладело какое-то музыкальное бешенство. Заслышав жалобные звуки истязаемого товарища, все они хором завели такой громкий концерт, что он сделался положительно нестерпимым. А Тиррель Смис, ослепленный яростью и своим великим усердием, принимая это crescendo за личный вызов, тузил несчастного концертанта все сильнее и сильнее, невзирая на крики и угрозы берберов, озлобившихся на англичанина до последней крайности.
Виржиль также подоспел к месту происшествия.
– Оставьте! Перестаньте! – кричал он мажордому, – вы только хуже раздразните их так. Я знаю верное средство успокоить ослов и заставить их замолкнуть. Пойдемте со мной.
Затем денщик призвал и остальных слуг, сделал им необходимые указания, и, к величайшему удивлению всех, через несколько минут водворилась полнейшая тишина после ужаснейшего шума и гама.
Мысль Виржиля и средство, примененное им, были весьма просты. Зная, что ослы, как это всем известно, только тогда кричат с полным удовольствием, когда задирают хвосты вверх, Виржиль придумал заставить их опустить хвосты весьма остроумным способом. Он пригнал их всех к тому месту, где были свалены тюки, и с помощью своих товарищей стал привязывать к их хвостам концы веревок, которыми были перевязаны товары. Ослы нашли такого рода аргумент весьма убедительным и перестали кричать, потеряв всякую охоту концертировать при новых условиях. Посмеявшись от души над средством, примененным находчивым Виржилем, все с величайшим удовольствием отправились отдохнуть еще немного перед отправлением в дальнейший путь. В четыре часа утра голос Мабруки возвестил нашим путешественникам, что пора двинуться дальше. Наши друзья один за другим выходили из своих палаток и весело оглядывались по сторонам, как вдруг голос Виржиля привлек всеобщее внимание:
– Ах, проклятые собаки арабы! Этакие висельники! Уж поплатитесь же вы у меня за это! – восклицал он.
– Что там такое, Виржиль? Что случилось? – осведомился господин Моони, выбежавший на его крик.
– Да то случилось, сударь, что эти канальи, эти черные собаки, убрались отсюда раньше нас и увезли с собой все наши запасы, все ящики и тюки с провизией!
– Неужели? Что же мы будем делать?
– Да вот, смотрите, эти черти все увезли, ведь ничего не оставили… И мясо, и все консервы, и сухари, и печенье… не исключая даже бурдюков с водой, которая была им вовсе не нужна, потому что здесь больше воды, чем им нужно. Нет, эти черти забрали нашу воду просто для того, чтобы досадить нам, этакие негодяи!
– Надо отправиться за ними в погоню, – сказал Норбер, – они, вероятно, не могли еще далеко уйти за это время!
– Как вы думаете, Мабруки? – обратился к проводнику господин Керсэн, – что вы на это скажете?
– Я полагаю, что это будет бесполезно, – сказал старик, – даже если мы их нагоним, что, вероятно, вовсе не трудно, они уж, во всяком случае, успеют к тому времени припрятать всю нашу провизию в песок и, как только завидят нас, тотчас же бросятся все врассыпную!
– Но что же нам делать в таком случае? Ведь не умирать же нам с голоду по их милости!
– Горю помочь можно… – сказал Мабруки.
– Как?
– Можно отправиться в залив Даис и купить там съестные припасы.
– А далеко это?
– Приблизительно около трех миль к востоку отсюда, – сказал Мабруки, – но дорога слишком плоха для лошадей.
– Если так, то как же нам быть?
– Я могу отправиться туда с двумя верблюдами и их вожаками и нагнать вас на следующей остановке, если хотите. Сбиться с дороги вы здесь не можете, вам следует идти все время прямо на юг. Любой из этих арабов может вам указать дорогу!
Предложение это было принято и тотчас же приведено в исполнение. Мабруки отправился с двумя арабами и двумя верблюдами, тогда как остальные принялись убирать палатки.
В этот момент появилось какое-то странное существо, в котором очень трудно было узнать всегда столь безупречно корректного Тирреля Смиса. Тем не менее это был он, мокрый, облепленный грязью с головы до ног, в самом жалком виде.
Общий взрыв хохота приветствовал его появление.
– Я положительно не понимаю, что со мной случилось. Надо полагать, что был настоящий ливень для того, чтобы я мог пробудиться в таком виде.
– Хм, это не шутка! – пробормотал Виржиль, как будто озаренный какой-то новой мыслью.
Не сказав никому ни слова, он побежал в ту палатку, где образцовый камердинер и мажордом провел ночь, и нашел ее буквально затопленной. Вся палатка представляла собою сплошную лужу, в которой плавали пустые бурдюки.
– Ведь это еще новая шутка этих каналий берберов! – сказал Виржиль. – Ведь это они вас отблагодарили за избиение их ослов, вы думали, что они простят вам это! Нет, не такой это народ!..
– Надо еще благодарить за то, что они бурдюки нам оставили! – весело воскликнул доктор Бриэ, человек очень оптимистического темперамента. – По крайней мере, мы можем наполнить их водой из этой лужи.
– Из этой лужи! – воскликнул Виржиль, – отплесками этих грязных арабчат?
– Как так?
– Они все так прекрасно выкупались в этой луже, что теперь в ней не осталось ни одной капли чистой воды. Это не более как помои!
Все с прискорбием согласились с тем, что Виржиль прав, но гнев Тирреля Смиса положительно не знал границ.
