Коробка содержала гальванометр с записывающим диском и имела два ремешка для крепления на запястье. Он объяснил, что хочет получить данные о сопротивлении тела электрическим токам, и спросил, не возражаю ли я, чтобы он снимал показания приборчика, пока мы разговариваем. Все, что требовалось, – это повесить приборчик на руку. Я согласился.
Мы обсуждали токи и сопротивления. Он говорил разумно и продемонстрировал хорошее знание физической стороны предмета, хотя был слаб в математике. В разговоре он ожил. Застенчивость и робость исчезали, как только он начинал говорить о технических деталях. Он был очень заинтересован. Но вдруг он, казалось, что-то вспомнил. Он встал и взял книгу со стола, открыл знакомый мне текст.
Шекспировский тест
– Я ХОТЕЛ БЫ прочитать один отрывок, – резко сказал он. Мы говорили о гистерезисе и формулах Штайнметца, и я немного удивленно моргнул, когда он начал читать Шекспира – сцену в «Короле Джоне», где маленький принц Артур умоляет Хьюберта сохранить ему зрение. Там, король приказал Хьюберту ослепить ребенка. Некоторые пассажи настолько острые, что причиняют боль.
Артур
Для дела злого – слишком хорошо.
Железом ты глаза мне должен выжечь?
Хьюберт
Артур
Хьюберт
Артур
И хватит духу у тебя? А помнишь,
Как мучился ты головною болью
И лоб тебе я повязал платком
(То был мой самый лучший; мне его
Принцесса вышила), и я обратно
Его не взял? Я голову тебе
Держал всю ночь; как верно служат часу
Минуты быстрые, так я старался,
Чтоб время для тебя текло быстрей.
Я спрашивал: «Где больно? Что ты хочешь?
Чем я могу помочь тебе, мой милый?»
Иной бы сын простолюдина спал
И ласкового слова не промолвил,
Но принц оберегал тебя в ночи.
Ты можешь думать, что моя любовь
Притворство, ложь; когда угодно року,
Что ж, думай так и поступай жестоко!
Ты хочешь зренье у меня отнять,
Глаза мои, что на тебя ни разу
Не поглядели гневно?
Хьюберт
Я поклялся,
Что выжгу их железом раскаленным.
Они были двумя страдающими людьми вместе, зрелый муж и мальчик – один с ужасом пламенного железа, а другой – с воспоминанием о нежности и беспомощности ребенка и его страхом видеть навсегда почерневшие пустые гнезда под гладким мальчишеским лбом – и уйти в могилу с запахом жгучей плоти в ноздрях. Неудивительно, что голос Хьюберта дрогнул, когда он ответил на вопрос принца:
Артур
Хьюберт
Артур
О боже! Если бы в глаза тебе попала
Соринка, мошка, волос иль песчинка,
Ты понял бы, как может эта малость
Измучить нас, – и замысел лихой
Чудовищным тебе бы показался.
Хьюберт
А обещанье? Придержи язык.
Артур
Мой Хьюберт, чтоб молить о паре глаз,
Двух языков, пожалуй, не хватило б.
Не затыкай мне рта, не надо, Хьюберт.
А то уж лучше вырви мне язык,
Но пощади глаза, чтоб мог я видеть,
Чтоб на тебя хотя бы мог смотреть.
Клянусь душой, железо ведь остыло,
И глаз не выжжет…
Я никогда не видел пьесу на сцене, но я могу себе представить вздох облегчения, который проносится над аудиторией, когда Хьюберт ломается и восклицает:
Хьюберт
Пусть будет так! Отрады жизни, глаз,
Я не лишу тебя за все богатства,
Что мне сулил твой дядя! Все же знай:
Я клятву дал, что выжгу их железом.
Артур
Теперь ты снова Хьюберт, и снята
С тебя личина!
Я забыл Мурту и все, кроме принца Артура, когда чтение внезапно прекратилось. Подняв крышку гальванометра, Мурта достал из прибора ленту с вычерченной на ней волнистой линией.
Обсуждение результатов теста
– ВОТ, – НАЧАЛ МУРТА, достав несколько похожих катушек с лентами из ящика стола. – Вот несколько записей сочувствия. Вы знаете, я полагаю, что устойчивость организма к электричеству зависит от его эмоционального состояния. Я не мог сообщить вам, что планировал тест, или вы были бы настороже. Ток, который я послал вам во время чтения, составил диаграмму, которая показывает, насколько вы реагируете на подобные сочинения.
Я смотрел на него, не зная, смеяться или злиться по поводу его посягательства на эмоциональную неприкосновенность незнакомца, его гостя. Это было ради науки, но бестактно! Но он положил последнюю запись вместе с остальными, тщательно отметив мое имя и дату, и спокойно сказал:
– Вот реакция президента Арчера на тот же отрывок. – «Очевидно, я был не один!» – А это Карди… Это де Грасс. Обратите внимание на его латинский темперамент… Это я получил от мальчика, который убирает мою лабораторию. Кстати, пойдемте, позвольте мне показать вам место, где я работаю.
Что я мог сказать? Он был так прост, так наивен и непосредственен!
Я попытался задать вопрос:
– Мурта, вы когда-нибудь проверяли себя? Что этот отрывок значит для вас? Не как материал для эксперимента.
– Никто не может испытать себя таким образом. Эмоции меняются, когда вы пытаетесь их посмотреть… Мне нравится эта сцена. Это прекрасный образчик литературного стиля. Возможно, я кажусь довольно хладнокровным, но это потому, что я так часто перечитывал этот фрагмент и знаю его почти наизусть. А вот мой рабочий стол с водой, газом и электрическими соединениями, а это маленький токарный станок… – и он ушел в разъяснения по поводу своей лаборатории-мастерской.
Это было замечательное место – светлое, чистое, хорошо оборудованное. Там были раковины и столы, стеклянные шкафы, полные сверкающих инструментов, вытяжной шкаф с вентилятором для ядовитых газов. В одном углу, на постаменте, стояла голова в натуральную величину и бюст из воска – одна из тех забавных моделей, которыми анатомы и психологи должны иллюстрировать структуру головы, мозга, мышечной и нервной систем. Рядом – электрический трансформатор, который давал ему широкий диапазон напряжений. Светофильтры и батарея мощных ламп с отражателями и цветными экранами позволяли управлять освещением. Был даже операционный стол, приставленный к стене. Я был впечатлен и так сказал об этом, и Мурта был очень доволен.
