Он разбудил Марра. Несмотря на язвительность и нахрапистость журналиста, Яндрон чувствовал себя с ним, одногодком, гораздо свободнее, чем с профессором, которому было под шестьдесят.
– Посмотрите! – рука Яндрона описала широкую дугу. – Она где-то рядом. Зачем-то погасила костер… Возможно, огонь ей мешал. Она бродит вокруг лагеря. – Серые глаза геолога блеснули. – Вам стоит сосредоточиться на реальности!
Но журналист, тело которого сотрясала дрожь, не сводил глаз с Яндрона.
– Господи, нынче утром я ничего не соображаю! – с трудом выговорил он, потирая трясущейся рукой лоб, и медленно пошел к реке. Он выглядел подавленным; от былой самоуверенности не осталось и следа.
– Ну, и что скажете? – Яндрон, отчасти опасаясь за собеседника, отчасти желая доказать свою правоту, шагал следом за ним. – Видите эти свежие следы?
– Черт бы их побрал! – грязно выругавшись в дополнение, пробормотал Марр. Он пару раз провел по лицу мокрой ладонью и застыл на корточках у кромки воды, вялый и безразличный.
Яндрон, стараясь не обращать внимания на уютно устроившуюся в затылке боль, тщательно обследовал берег. Следы, а опознать их позволяли аккуратные, заполненные льдом лунки, были повсюду, даже под водой. И этот лед даже стремительное течение не в силах было растопить.
– Ничего себе! – раскуривая трубку, геолог попытался сосредоточиться. Ему было страшно – пожалуй, так, как никогда в жизни, – но он не собирался сдаваться. Когда голова немного посветлела, он обратил внимание на то, что все следы выстроены, словно по линейке – что-то двигалось по прямой, потом изменило угол перемещения и устремилось дальше, – а расстояние между соседними отпечатками составляет примерно два фута.
– И пока мы спали, она наблюдала за нами… – задумчиво проговорил он.
– Бредите? – оборвал его Марр. Хмурое и отёчное лицо журналиста выглядело как наутро после грандиозной попойки. – Мой рецепт лечения: тепло и жратва!
Поднявшись, Марр неверным шагом двинулся к лагерю, но, проковыляв немного, внезапно застыл:
– Топор! Черт, гляньте на этот топор!
Осторожно, за рукоять, Яндрон поднял инструмент: большая часть лезвия заледенела и покрылась густым инеем, а там, где был след Твари, металл превратился бог знает во что!
– И что же получается… – геолог размышлял вслух:
– Похоже, для Твари что вода, что камень, что металл – все едино… Или…
– Нет, вы – псих! – рявкнул журналист. – Эта ваша Тварь скачет на одной ноге, что ли?
– Не обязательно. Она катится, как диск. И…
Яндрон замолк на полуслове: к ним, невнятно что-то выкрикивая и спотыкаясь на каждом шагу, бежал Торбарн.
– Моя жена… – выдохнул он сквозь горловой спазм.
Мужчины кинулись в лагерь.
Вивиан, ошеломленная и испуганная, стояла на коленях рядом с сестрой.
– С ней что-то случилось! – запинаясь, выговорил профессор. – Вот…
Похоже, миссис Торбарн поразил обширный инсульт: она ни на что не реагировала, дышала прерывисто, с большим трудом; зрачки ее полуприкрытых, лишенных выражения глаз, были невероятно расширены. Попытки привести женщину в чувство с помощью препаратов из походной аптечки результатов не дали.
В панике, подгоняемые неизъяснимым ужасом, путешественники за полчаса свернули лагерь, погрузили миссис Торбарн и кое-как упакованные вещи в каноэ и налегли на весла. Не жалея сил, не вспоминая о пище и воде, не обращая внимания на ориентиры и на тучи преследующего их гнуса, трое мужчин и девушка сражались с мощным течением, подгоняемые безумным желанием уйти как можно дальше от проклятого места, и тяжелое дыхание гребцов тонуло рокоте водоворотов. Подступивший с обеих сторон к реке лес, чуть подсвеченный бледным северным солнцем, казалось, рассматривал их пристально и недружелюбно.
Только спустя два часа неимоверная усталость заставила беглецов причалить.
Остановились они в бухте, где неистово кружилась покрытая пеной темная вода, и сразу же бросились к жене профессора. Но бедная женщина уже умерла и оставалось лишь похоронить ее. Торбарн сначала категорически отказался даже думать об этом: с маниакальным упорством он требовал вывезти отсюда тело, невзирая на любые опасности. И прошло немало времени, прежде чем остальным удалось убедить его прислушаться к доводам разума.
Вивиан же, несмотря на обрушившиеся на нее горе, приняла его с мужеством, заслуживающим восхищения: ее голос произнес слова молитвы, ее руки положили на могильный холмик еловые ветки вместо давно увядших цветов. Подавленный, опустошенный профессор не мог ни говорить, ни что-либо делать.
Во второй половине дня, преодолев немало миль вверх по течению реки, экспедиция вновь высадилась на берег – все сильно проголодались. Но костра развести так и не удалось: огонь не разгорался, еловые лапы и сучья едва тлели, испуская тяжелый, какой-то жирный дым. Поэтому пришлось удовольствоваться холодной пищей и сырой водой.
Затем, сложив в одно из каноэ, предусмотрительно припрятанное на краю леса, образцы скальной породы, рабочие журналы и научные инструменты и загрузив в два других дневник Марра, компас, припасы, оружие, аптечку и немного личных вещей, беглецы устремились дальше.
– Мы все это обязательно заберем… Когда-нибудь, – сказал Яндрон, стараясь напоследок отыскать взглядом маленький склад, – когда Тварь уйдет.
– И вывезем тело, – добавил Торбарн, и его глаза наполнились слезами – в первый раз после смерти жены. Вивиан не проронила ни звука, а Марр, словно позабыв, что огонь перестал быть другом человека, попытался раскурить трубку.
Одно каноэ занимали Вивиан и Яндрон, другое – профессор и Марр. Силы обоих экипажей были примерно равны, поэтому, продвигаясь вверх по реке, суденышки держались вместе.
Шли трудно: то отчаянно работали веслами, то, надрываясь, перетаскивали каноэ по камням, и к вечеру добрались до местности, которую определили, как Маматтаван. Преодолели еще милю вверх по течению, и, когда тусклое солнце упало за край зловеще тихого леса, разбили лагерь. Вновь попытались развести костер, однако не помог даже спирт из аптечки. Кое-как поужинали и, содрогаясь от холода, забрались в спальные мешки. Свинцовая печать ужаса вновь придавила их с приходом ночи. Прошло немало времени, прежде чем над замершим в оцепенении миром, молчание которого нарушал только слабый рокот реки, взошла едва видимая сквозь густые ветки янтарная луна. Пожалуй, сейчас путников порадовал бы даже волчий вой, но отсюда ушли и свирепые хищники.
Мрак и безмолвие окутали лагерь. И где-то рядом была Тварь. Она наблюдала.
Паника часто заставляет человека совершать героические глупости. Напряженный, словно струна, Яндрон, тщетно сражаясь с монотонной головной болью, положил возле спального мешка револьвер. Зачем? Как же: «Если что-то случится с Вивиан, я буду стрелять». Абсурдность подобного поведения – палить в пришельца из межзвездного пространства или, скажем, из четвертого измерения совершенно бесполезно – была для него очевидна. Но мысли путались. Он словно потерялся в каком-то кошмарном сне. Временами, поднимаясь на локте, Яндрон старательно вслушивался в окрестный мрак. Но ничего не происходило.
