– Да, не всем так повезло, как вам, – задумчиво проговорил капитан. – В моей юности смерть в Колоне от лихорадки вошла в поговорку… Теперь времена стали другие. Тот, кто желает жить спокойно и долго, должен лишь отправиться в Панаму и скучать там до столетнего возраста. Немного западнее, рулевой…
Маяк у входа в канал теперь ясно вырисовывался, и длинный мол походил на резкую тонкую черту, пересекающую огромный бассейн гавани. Дома города Колон блестели, словно пятна белой меловой краски на темно-зеленых массивах возвышенностей. Дым нескольких тяжелых грузовых пароходов, стоящих в гавани, поднимался прямо вверх, меж тем как удары молотов в больших мастерских раздавались как далекие, глухие раскаты грома.
Пароходы приходили и уходили, то соединяясь в группы, то расходясь в стороны. Все вместе походило на гигантскую пищеварительную систему, хватающую тоннажи своими жадными челюстями и отправляющую их в желудок.
После полудня «Джордж Вашингтон» был поднят шлюзом у Габуна, пересек воды искусственного озера, образованного на ядовитом русле реки Шаргрес, и тонкую полоску речки Кулебра. И когда сумерки сгустились над шлюзом Педро-Мигуэля, судно начало спускаться к Тихому океану между высотами Дариен.
В то время, когда гордый красавец «Джордж Вашингтон» продвигался сквозь шлюзы, влекомый маленькими локомотивами Какерлака, полумесяц лил свой волшебный свет на это чудо современной строительной техники. Порой попадались навстречу старые, заржавленные землечерпальные машины времен Лессенса. Они имели вид громадных виселиц. Это были памятники величайшего из тех биржевых мошенничеств, какими до сих пор славится капиталистический мир. И также можно было назвать их могильными памятниками над желтой лихорадкой и малярией.
Теперь тучи москитов уже не жужжали над сумеречными водами. Большая часть москитов погибла в керосине. А те, которые остались, были ручные и дезинфицированные и кусались очень скромно, они были так же безопасны, как и жирные крокодилы в Кулебре, которым пришлось превратиться в достопримечательности и наполнять чувствительную душу туриста сладким, таинственным ужасом.
В Бальбоа Ионас Фиэльд сошел на берег. Здесь он узнал, что может отправиться на следующий же день пассажиром на японском пароходе к западному берегу Южной Америки.
Он намеренно избегнул большой гостиницы в Бальбоа. Маленький американский городок был основан и вырос благодаря строительным работам на канале. Он походил на все другие новоотстроенные города, которые воздвигнуты не архитекторами, а инженерами. Бальбоа чуть не лопался от чистоты и порядка, обладал великолепно функционирующей полицией и первоклассно организованным отделом здравоохранения. Но все это благоустройство так же мало согласовывалось с окружающей природой, как пуговицы от брюк с дамским бальным платьем.
Фиэльд быстро отделался от таможенных служащих и нанял автомобиль, который за пятнадцать минут доставил его в Панаму, столицу республики, где жизнь течет по испанской старинке. Здесь нет ни прямых улиц, ни особенной чистоты. Городское управление, вероятно, очень лениво, а нравы оставляют желать лучшего. Но зато город свободен от математики и предписаний. Всякий в Панаме делает, что хочет. Всю ночь напролет играют мандолины, рыдают скрипки и выпивается изрядное количество вина и виски. На балконах сидят красивые девушки и сверкают черными, как уголь, глазами. А в задних дворах серьезные кабальеро стравливают петухов. Всюду царствует жизнь, веселье и лень. Население сжигает ежедневно бесчисленное множество свеч, всаживая в своих мечтах нож в спину каждому американцу. Но этот живописный город, гордый и свободнорожденный, живет старыми воспоминаниями и никогда не сумеет приспособиться к темпу той жизни, где целью являются доллары, доллары и еще раз доллары.
Фиэльд миновал огромную интернациональную гостиницу и нашел себе жилище, где его приняли с распростертыми объятиями. Вся семья до последнего младенца в пеленках последовала за ним в его комнату с балконом. Комната была очень большая, но грязная, с ветхой обстановкой, и Фиэльд быстро обнаружил, что там уже были постоянные жильцы – крысы. Но он очень скоро завел дружбу с этими доброжелательными домашними животными… и долго сидел на узеньком балконе в обществе звезд, в то время как огненные мухи плясали в саду и мягкие звуки музыки юга лились к нему из сада, издаваемые всевозможными струнными инструментами.
То было его первое после долгих лет посещение тропического города, и с полузакрытыми глазами наслаждался он легкой прохладой, веявшей с Тихого океана, который напевал ему на ухо свои старые, давно знакомые мелодии и нашептывал о тех временах, когда здесь, на этом берегу, странствовали Писарро, Бальбоа и Альварадо с неутолимой жаждой в сердцах.
Глава VI
Большой японский пароход «Киту-Мара» входил среди царящих на палубе криков и шума в гавань Калльяо. Рядом с низким басом местного лоцмана слышались звенящие приказания японского капитана; и «Киту-Мара» буквально содрогался от нерешительности и сомнения в широком бассейне гавани. То раздавалось «вперед», то «назад», то требовалась работа одного винта, то деятельность еще и другого. И ни разу не прозвучало столь желанное «стоп».
Наконец, огромное судно приблизилось к пристани настолько, чтобы бросить первый канат. Он несколько раз срывался со шпиля и ударял по дюжим неграм, возившимся над ним, но понемногу удалось пришвартовать пароход к больверку, и оглушенные машинисты «Киту-Мара» могли, наконец, насладиться заслуженным отдыхом.
Несколько пассажиров сошло на берег. В их числе был режиссер из Лос-Анджелеса, несколько дельцов из Сан-Франциско, боксер-негр из Нового Орлеана и два-три молодых перуанца, приехавшие из Парижа, куда они ездили пополнить свое невежество полезными знаниями, необходимыми бездарным богатеньким маменькиным сынкам для теплого местечка в католической администрации. Остальные были косоглазые и курносые монголы, направлявшиеся дальше на восток в глубь страны. Роскошное, и в то же время нищее Перу было подходящею страной для этих быстроногих «japs»
[8].
Последний из сошедших на землю пассажиров разительно отличался от других. Японцы рассматривали его с недоверием, так как он был, по крайней мере, в два раза выше, чем самый крупный из них. Режиссер уже определил ему в мыслях роль капитана пиратов в «Конце буканьеров», а боксер-негр высчитывал возможные шансы против этого воплощения светлолицей первобытной силы.
Но Ионас Фиэльд окружил себя крепкой оградой неприступности, способной выдержать любую осаду. И когда он ступил на почву старой исторической земли Калльяо, ему не пришлось обменяться ни одним поклоном и не пришлось пожать ни одной руки. Он позаботился, чтобы его багаж был благополучно перенесен с парохода на берег и отправлен на вокзал, где уже стоял поезд, отходивший в Лиму, знаменитую столицу Перу.
Он не мог пожертвовать много времени на прогулку по Калльяо, несмотря на то что этот портовый город имеет свою прелесть и своеобразную приключенческую окраску. Время от времени он уничтожается землетрясением и смывается наводнением. На нем виднеются шрамы бесчисленных революций, и люди всех наций встречаются на его улицах.
