Ничего. Ни-че-го… Курсанты и милиционеры переглянутся.
– Але-оп! – скажет Толик. – Мир и тишина! Пьем за мирное небо и мирное море!
Под ворчание, что за такие шутки морду бьют, и вот ты, Верба, вечно выдумаешь, народ расходился. А дотошный и раздосадованный Тося вернется ночью с проверкой: вот он же слышал! Но решил, что показалось… Когда он забрасывал пакет в дуло, раздался тихий всплеск. На дне пушки скопилась дождевая вода, и до обеда вся его пороховая затея банально размокла, и фитиль погас… Ну а с другой стороны – Бог отвел от разборок с милицией. Но об этой стороне сползающий с пушки без пяти минут огорченный электромеханик не думал…
Загс
– Шо, поматросил и бросил? – сочувственно кивнула сотрудница районного ЗАГСа. – Уплыл мореман от тебя?
Людка залилась краской:
– Да что вы несете! Говорю же: он в гонке, на соревнованиях, в Крыму. Перенесите, пожалуйста, дату росписи на две недели. Или лучше на три…
– Деточка, – загсовская работница смотрела на эту дурочку сочувственно, – деточка, ты уже третий раз переносить приходишь. Сама. Тебе не кажется, что… – Она покрутила рукой, пытаясь подобрать слова, – это… Ну, ушла любовь – завяли помидоры?..
– Сама ты завяла лет десять назад, – окрысилась Люда. – Перенести официально можно или нет?
– Да можно, – заржала сотрудница. – Только зря время теряешь…
– Угу. У вас спросить забыла. – Людка вылетела из ЗАГСа.
Ее Тося действительно гонялся третий месяц. И как назло приходил между этапами то вечером, то в выходные, чтобы с раннего утра стартовать на следующий.
– Перенеси на пару недель, сейчас ведь кубок Черного моря начнется! Вот, – он поднимал ее ручку с обкусанными ногтями, – вот кольцо – ты моя, я твой. Тебе штамп нужен?
– А как я к тебе приеду?
– Куда?
– Ну когда ты распределение получишь?
– Я же еще не уехал. Ну так на неделю позже поставим. В чем проблема? Нет проблем!
Наконец-то время нашлось. Пятого сентября. С этими переносами регистратора ЗАГСа замучила не только дурная девчонка, но и прибацанная мамаша: Феня Сергеевна узнала, когда Толик подал заявление, и пришла. Но оказалось, что свадьбу перенесли, а ей не сказали. Толик просто перестал с ней говорить на эту тему. С этими фальстартами Феня уже истратила пять отгулов. Но у нее была цель – сорвать этот ужасный брак. Как она это сделает, что скажет, Агафья Сергеевна не задумывалась. Она представляла, что будет как в кино: она ворвется, призовет сына к порядку, а гулящую девку – к совести, и никто не посмеет ослушаться матери! Потому что мать – это святое!
Злая регистраторша в этот раз наотрез отказалась сообщать время росписи.
– Женщина! – отчитала она Феню. – Шо вы ходите, как на работу! За сыном своим смотрите – вон голову невесте морочит! Не сказал, в какое время, – значит, опять не придет. Или вас видеть не хочет. И я его, в принципе, понимаю, я от таких малахольных сама сбежала б, но у меня рабочий день в разгаре…
Поэтому Феня заступила на вахту с момента открытия – с десяти утра. В отличие от своего сына, она никогда не считала далеко наперед – просто не умела. Поэтому в час дня поняла, что зря выпила с утра большую кружку чаю. В загсовский туалет посторонних не пускают, дом, считай, – через улицу, и Феня решила, что успеет, тем более начинался обеденный перерыв, и обнаглевшей парочке все равно придется ждать под ЗАГСом.
Она не учла, что Люду здесь уже так хорошо знали, что, когда она наконец-то явится не одна, а с тем самым моряком, их распишут без обеда, платья и церемоний – за пять минут.
– Вот это надо было ради такого рыжего столько терпеть? – хмыкнет регистраторша, вручая паспорта. – Ты смотри, Верба, давай, не обижай ее. Кто тебя еще так ждать будет! – напутствовала она Тосю.
Когда облегчившаяся Феня примчит обратно, вредная тетка объявит ей:
– Ну шо, свекруха, все просрала? Расписался твой сын пять минут назад!
Семейная жизнь Люды будет недолгой: медовый месяц продлится меньше недели – Толик по распределению улетит на Дальний Восток. А у молодой жены начнутся, помимо работы в конструкторском бюро, пары в институте.
Шифровки
– Вам опять шифровку принесли, – хмыкнула почтальонша, вручая бланк Евгении Ивановне Беззуб. – Распишитесь.
Женя зашла домой и, зажав в углу рта беломорину, поднесла телеграмму повыше:
– «Усатые тигры прошли водопою». Хм, экий романтик попался…
Людка вечером прочтет и кинется к книжной полке: где, где она это видела? Память у нее была отличная и на лица, и на цифры, и на стихи. Она перебирала уже третий сборник.
– Да Светлов это, – проплывая в свою дальнюю комнату, не глядя, бросила Женя.
– Точно! – Людка уже дернула затрепанную книгу.
И шепотом перечитала его стихотворение двадцать шестого года: «Я в жизни ни разу не был в таверне»:
Я, может, не скоро свой берег покину,
А так хорошо бы под натиском бури,
До косточек зная свою Украину,
Тропической ночью на вахте дежурить…
В двенадцать у нас запирают ворота,
Я мчал по Фонтанке, смешавшись с толпою,
И все мне казалось: за поворотом.
Усатые тигры прошли к водопою…
Точно про ее Толика и уссурийских тигров. Он попал туда, куда всегда мечтал, – в дальние края из библиотечных книжек.
– Ба! А ты их откуда знаешь?
Из-за двери раздалось смачное сербанье – баба Женя, как всегда, пила чай из носика заварочного чайника:
– От верблюда!
– Это уже Чуковский! – гаркнула Людочка.
В комнату заплыла Нилочка:
– Азохен вэй, товарищи бояре, какие все образованные! Серебряный век, бля. Дозвольте пригласить отужинать. Что пишет-то?
– Стихи, – улыбнулась Людочка.
– Хоть про любовь?
– Про любовь… к дальним странствиям.
Через день недовольная почтальонша выговаривала Люде:
– Так, Канавская, я уже устала до вас ходить. Я б там понимала, если новость какая важная или слово доброе. А тут уже всем отделением задолбались разгадывать. Вот что за ерунду шлет и деньги тратит?! Смотри, я конечно, ничего не знаю, но тебе кэгэбэ на карандаш возьмет и его с его загранкой! Вот это что?!
Люда читала и улыбалась: в телеграмме было четыре слова: «Опять буссоль и черные братья».
– Я пока не знаю. Дома разгадывать буду. Зато нескучно.
