А дальше начались истерия и ажиотаж. Великая сила печатного слова в СССР, тем более из авторитетного официального источника, спровоцировала бум водолечения. Алхимики с кафедры АСПСУ мало того, что заряжали воду ваннами и канистрами себе и знакомым, начали импровизировать и с использованием, и с силой тока, и даже поучаствовали вместе с тысячами коллег в подаче заявок на патент и собственное портативное зарядное устройство.
Во дворе на Мельницкой сначала отнеслись к новинке с опаской – от Людкиного пришмаленного мужа, который зимой в шесть утра обливается полуголый из дворовой колонки, можно ожидать любой подлянки, но Нила демонстрировала затянувшуюся трофическую язву на ноге и рассказывала про молодость внутри, и отважная морячка Люся попросила бутылочку на пробу.
– А шо? – ответила она притихшим дворовым товаркам. – Если что-то вылезет или обсыпет, до прихода Виталика с рейса еще четыре месяца. Залечу.
– Конечно, ты так всегда делаешь… – Ася Ижикевич выдержала мхатовскую паузу. – Все успеваешь залечить.
– А вам, мадам Ижикевич, в первую очередь надо – во-первых, вы старая – вас уже не жалко, во-вторых, хоть пару секунд помолчите, пока глотать будете.
Ася Ижикевич только собралась эффектно ответить Люсе на тему глотания, но та уже зашла в кулисы, к себе за занавеску.
– Людка, ты мишигинер, твоя тетя Ксеня тебя бы прокляла, – сетовала Полиночка Голомбиевская. – Это ж самый модный товар, а ты ее бутылями раздаешь. Чего не продаешь? Хоть по рублю за литр?
– Да вы что? Я – спекулянтка?! Никогда! – возмутилась Людка. – Мне не жалко, и вообще… Я столько пить не успеваю.
– А как это… – Полина понизила голос. – Вы не пробовали?.. Ну, это? Как на это дело влияет? Может, если окунуть…
– Та ну вас! – вспыхнула Людка. – У нас и так все хорошо.
– Шо-то не слышно ваше хорошо, – хихикнула Полина, – а я за стенкой сплю.
– Ага, а за другой баб Женя, – вздохнула Людка. – Мы как партизаны. Налить живой или мертвой?
– Давай стаканчик, только не перепутай, а то твоя мертвая как склеит задницу – неделю потом мучаться буду.
Толику с регистрацией изобретения не повезло. Но по Союзу было получено больше трехсот авторских свидетельств и патентов на зарядку воды.
Моду на алхимию через пару месяцев стремительно вытеснит экстремальная гомеопатия. Во двор просочатся слухи о редчайшем уникальном продукте «от всего» – мумие, на которое Фармкомитет уже в третий раз выделил деньги на клинические исследования и оценку природных запасов. Предприимчивые и живучие граждане усмотрели в таком эксперименте прозрачный намек на очередное чудо и кинулись кто лечиться, а кто производить «горный битум» из подручных средств.
Евгения Ивановна Косько, выкурив на коридор беломор и молча выслушав ликбез от соседок, резюмировала:
– Совсем показились! Сушеное говно жрать!
«Пусть гитара играет»
Новый театр музкомедии на месте бывшего велотрека строили уже шесть лет. И вот наконец убрали забор стройки и очистили площадку перед суперсовременным зданием. Стеклянный фасад и боковые стенки как будто вышиты золотым металлическим крестиком. Фонтан на площади перед театром и новая эффектная скульптура – муза на дельфине. Да еще и обнаженная.
Труппа театра работала давно, но в центре, рядом с площадью Мартыновского, в крошечном театрике, который теперь отдали под ТЮЗ, а вся одесская оперетта перебралась в новую достопримечательность. Скульптуры в фойе, стеклянные люстры из труб и гигантский ультрамодный гобелен на весь второй этаж. Попасть на открытие – нереально. Билет, и то далеко во второй половине зала, добыла себе только Ксеня. На открытие актеры решили не рисковать и показать на новом месте проверенный старый хит «Пусть гитара играет».
После открытия Ксюха не выдержала и поехала делиться впечатлениями. Пытаясь поймать такси, она, как всегда, на каблуках, в новом платье и с шикарной сумочкой, напряженно думала: «К Лидке или к Женьке?»
Да, Лидка, конечно, главная театралка, но на Мельницкой больше зрителей – раз и меньше зависти – два.
– Что давали? – поджав губы, спросила Женя. Ее внучатый зять Толик приезжал два дня подряд за час до открытия театральной кассы, но даже галерка была распродана.
– И зачем ломиться в первый день? Вот через месяц-другой все насмотрятся, и спокойно купим билеты, – утешал он Люду, Нилу и Женю.
На заводе у Нилы, где можно было купить все, что угодно, разводили руками: – Недостать! Все разобрали! Событие такое грандиозное – на начальство не хватает!
– «Пусть гитара играет» Фельцмана. Это не важно, какой спектакль! Вы не представляете! Там первый месяц можно просто показывать интерьер! Я как за границей побывала. И зал, как в кино! Наконец-то амфитеатром. Всем видно! Так всё современно.
– А ты в каком ряду сидела? – уточнила Женька.
– В восемнадцатом. Но в центре, и видно отлично. Световики сидят сверху, а не рядом с директорской ложей. А сцена! Сцена огромнейшая! Декора…
– Да… возраст… Теряешь хватку, – перебила средняя Беззуб и затянулась беломором. – И спектакль этот я видела уже раза два. С разными составами… Короче, как в присказке: «Новые штаны со старыми дырками».
– Ой, завидуй молча, – отодвинулась Ксеня. – Нет чтоб порадоваться за сестру!
– А с собой старшую взять ты не могла? – не выдержала Женька.
– Это кого? Лидку? Та она же графских кровей – в восемнадцатый ряд не пойдет, – парировала Ксеня. – Ладно, не сердись. Надо было перед нужными людьми в фойе и зале засветиться. Ты ж понимаешь, одна кручусь – надо, чтобы видели, что я еще в обойме и хватку не потеряла. Ты ж не забывай – мне уже шестьдесят четыре, зазеваешься, и выпрут. Я на ближайшую премьеру нам два билета раздобуду.
Ксеня об обещании забудет. Женька попадет в театр только в декабре с Людой и Юлей. На премьеру. Правда, «Приключений Буратино», зато с самим Михаилом Водяным в роли Карабаса-Барабаса.
Здравствуй, Дедушка Мороз
Подготовка к новому, 1982-му шла полным ходом. Праздничное возбуждение вместе с ароматами томящихся бульонов, ванилина, селедки, апельсиновой цедры, чеснока и сдобы носилось по двору вместе с хозяйками, у которых под ногами бестолково путались мужья и дети.
– Толик, пойдем.
– Я не буду это одевать.
– Надевать.
– Все равно не буду.
– Знаешь что, Верба? У меня муж – токарь шестого разряда, не считая кандидатской, а я эту ерунду сама два дня сколачивала. Надевай давай!
Толик обреченно вздохнул. В тамбуре между двумя высоченными деревянными дверями устроили полки и ящик для картошки. Один человек в проходе еще помещался, но два и гора тряпок, которые Люда держала в руках, – точно нет.
– Может, выйдем?
