— Я мог её убить, — сказал Карабас. — Просто парализовать лёгкие. Тебе сказал бы, что у неё отрос очередной костяной шип. И проткнул ганглии, например. Ты бы поверил. Дня три-четыре глушил бы валерьянку. Может, неделю. Потом попросился бы на задание. А у меня стало бы одной проблемой меньше. И, заметь — ни одной новой проблемы. Но я этого не сделал.
— Благодарствую, — сказал кот, тщетно пытаясь придать голосу хоть какой-то оттенок язвительности.
— Не за что, — серьёзно ответил Карабас. — Я подумал и решил, что поступлю иначе. Я расскажу Алисе всё то, что сейчас говорю тебе. Объясню, что на тебя охотится непонятно кто, в Зону тебе идти нельзя, а ты попрёшься ради чувств к ней. И что из-за неё ты погибнешь. Как думаешь, что она сделает?
— Что от меня требуется? — спросил Базилио.
— Выбор, — сказал Карабас. — Я даю тебе выбор. Или ты мне поклянёшься, что расстанешься с Алисой. Или — приведёшь крайне убедительные аргументы в пользу иного варианта. Предупреждаю: они должны быть убедительными не для тебя, а для меня. Думай, Базилио. Думай.
Базилио попытался думать. В голове было пусто, в сердце — тесно и больно. Он чувствовал, что боль только начинается, что она ещё не дошла до головы, а когда дойдёт — ему станет очень, очень скверно. Но пока он ещё мог рассуждать здраво. Рациональный подход утверждал, что Карабас в общем и целом прав. Он был жутко, кошмарно, абсолютно неправ вот именно здесь и вот именно сейчас, именно здесь и именно сейчас. Вот только способа убедить его в этом у кота не было.
— Ты шеф, — наконец, сказал он. — Ты знаешь то, чего не знаю я. Ты можешь то, чего я не могу. Дай нам шанс, Карабас. Надави на Болотного Доктора. Найди другого врача. Придумай что-нибудь.
— Я думал об этом, — сказал Карабас. — И о многом другом тоже. Нет, невозможно. Наши отношения с Болотником таковы, что я могу просить его о многом. Но не обо всём. В частности, я не могу отправлять к нему пациентов. Для него это принципиально. Заставить его я тоже не смогу. И чтобы больше не поднимать эту тему: я действительно знаю то, чего ты не знаешь. Так вот, с учётом этого момента: я не знаю способа вылечить твою подругу. Я думаю, что шансов нет. А я хорошенько подумал. У тебя есть что сказать на это?
— Я не могу её бросить, — сказал кот. — Не могу.
— Можешь-можешь, — Карабас произнёс это почти ласково. — Итак, все твои доводы исчерпаны? Я имею в виду — рациональные доводы?
— Да, — признал кот.
Карабас развёл руками — мол, сам всё понимаешь.
— Допустим, я дам слово, — сказал Баз. — Но не уверен, что его исполню.
— В таком случае, — вздохнул Карабас, — случится всё то, что я описал тебе раньше. Плюс к тому я буду считать тебя существом, не отвечающим за свои слова. Что в нашем с тобой случае приводит к изменению формата отношений. Нет, это не шантаж. Ты меня знаешь давно и хорошо.
— А если я не буду ничего обещать? — Баз посмотрел раввину в глаза.
— Тогда я буду считать себя свободным по отношению к Алисе, — раввин взял чашечку из-под кофе и аккуратно поставил на блюдечко. — То есть от неё избавлюсь. Тем или иным способом.
— В таком случае, — выцедил Баз сквозь зубы, — считай, что я слово дал.
— Нет, нет, — терпеливо сказал Карабас. — Скажи всё как полагается. По полной форме. На русском и на людском.
— Я, подданный Его Величества Подгорного Короля и добрый христианин, Электрический кот-персекьютор Базилио Супермарио Кроссоверо, — монотонно заговорил кот, — клянусь своей честью, что не буду искать встреч с лисой Алисой. Базилио аривуаль Алиса ув' нечча шем' Базилио. Базилио цоб' Базилио, — кот не удержался от такого признания, — арэт-ацоваль Алиса…
Кота прервал оглушительный ебок в стекло. В него с лёту врезался оранжевый бэтмен.
Свет в окне затрепетал, но стекло выдержало. Бэтмен как бы расплющился от удара и упал вниз. Его искажённое от злобы лицо с окровавленным клювом ещё стояло у Базилио пред внутренним взором, когда Карабас уже вскочил, вылетел из-за столика и пробил себе в воздухе половину дороги к двери.
Базилио посмотрел ему вслед с вялым интересом. Он ощущал трещину в душе, которая росла, ветвилась с каждым мгновением — но пока ещё не достигла верха, ещё не тронула сердца. Кот предчувствовал, что скоро его накроет волна тяжкого раскалённого горя, и что лучше бы заранее принять меры. Например, выпить залпом стакан крепкого, а лучше два. Но ему не хотелось пить. Ему ничего не хотелось.
Карабас вернулся с ушибленным бетменом на плече. Вид у него был озабоченный.
— Новости от Алисы, плохие, — сказал он. — Эти идиоты, Пьеро с Арлекином, решили гульнуть и сейчас вовсю нажираются. А тем временем наш ценный груз может погибнуть от нехватки клеточной массы. Короче, едем. Нужно наводить порядок. Заодно попрощаешься с Алисой. Она будет сопровождать эти кастрюли с нашей стороны, — не очень понятно закончил он.
Кот встал.
— Ах да, — Карабас картинно хлопнул себя по лбу, — совсем забыл. У тебя сейчас при себе тот артефакт. Как его там? Дублон? Двойной луидор? В общем, монетка, с которой ты намылился на Поле Чудес. Ты понял, о чём я? Так вот — отдай её мне. Сейчас же.
— Я дал слово, — сказал Базилио.
— Да. Ты дал слово. А теперь дай мне ту вещь, — раввин протянул руку, огромную, как лопата.
Кот выгреб из кармашка монетку и положил её в ладонь Карабаса.
— Вот и хорошо, — сказал бар Раббас, пряча монетку в жилетный карман.
— И что ты с ней будешь делать? — спросил кот, просто чтобы что-то сказать. Горе уже охватывало его, обнимало за рёбра.
— Расплачусь где-нибудь, — сказал Карабас. — Мне она не нужна. Мне нужно, чтобы её не было у тебя.
Открылась дверь, и появилась томная рыжая мордашка Евы Писториус.
— Шеф, — заявила она с порога требовательно и капризно, — полдень скоро. А на мне ещё и конь не валялся, — она одарила Карбаса таким долгим и страстным взглядом, что у официанта от смущения покраснела задница.
Кот отрешённо наблюдал смену выражений лица Карабаса: раздражение, самцовое самодовольство, злость на неуместную выходку, какие-то совсем уж посторонние чувства, и, наконец, умиление. Дальше в голове сработала обычная в таких случаях цепочка сравнений, ощущение чудовищной несправедливости жизни, и, наконец, обычные в таких случаях мысли — «тебя бы, скобейда, на моё место».
— Будем считать, что я этого не слышал, — сказал Карабас коту. — Ева, дорогая, насчёт поваляться мы попозже. У меня дела.
— Ду-у-у-у, — Ева надула губки. — У тебя всегда дела! И всегда нет времени на меня!
Кот посмотрел на ёлку, на бисквитную Дочку-Матерь, и прицельно поразил её пикосекундником. Фигурка с тихим хрустом полетела вниз, цепляясь за ветки.
— Н-н-неуважение понятий… — прошептал официант, окончательно фраппированный поведением гостей, казавшихся такими приличными.
