Заяц, судя по всему, впал в то же состояние. Он сел на задние и застыл, подобно статуе в парке Горького.
Пьеро смотрел на молодой месяц и ни о чём не думал — пока не услышал стихи. Кто-то шёл прямо к нему и негромко читал вслух:
Du mein Heimatland russische Flur
Ich sag dir's gut russisch: du Hur'…
Hast ja andere allzumal
Strahlend und nackt ohne Zahl
Was soll ich dir, ich der Verdammte
Aus den finsteren Wassern Entstammte
Aus den Schöpfstellen-Ufern bei Nacht
Aus der Stadt.
Was soll ich dir, ich von der Wand
Wo man stets an den Hosenschlitz langt
Wo es unmässig stinkt nach Urin
Sag was hast mit mir Städter im Sinn…
— Это чьё? — лениво, без интереса спросил Пьеро, даже и не надеясь получить ответ.
— Эдуард Лимонов, «Пятый сборник»
, — неожиданно любезно объяснил невидимый. — Когда-то мне нравились его стихи. Ну хорошо ведь написано: «так зачем я тебе от стены, где всегда раздвигали штаны, где воняет безмерно мочой, так зачем я тебе городской». К сожалению, по-русски помню только это. А вот немецкий вариант почему-то запомнился. Хотя, конечно, у Лимонова про родную землю было «бля», а немцы перевели — «шлюха». Ну, им так понятнее. Конкретный народ… был. Н-да. А ты у нас этот самый… ну как тебя? Пьеро? Который похож на мудака?
— Я такой и есть, — сказал Пьеро в порыве самоуничижения.
— Ну, зачем ты на себя наговариваешь? До настоящего мудака тебе ещё расти и расти… Ладно, это всё too old, как говорят педведы.
Невидимка вышел из тени. Это был хомосапый, одетый весьма причудливо — в шляпе-стетсоне, малиновом пиджаке (в неверном ночном свете казавшемся чёрном) и синих брюках (казавшихся белыми). Нос его украшали огромные очки.
— Я Неуловимый Джо, — представился незнакомец. — Надеюсь, ты обо мне что-то слышал.
В другое время Пьеро непременно заинтересовался бы столь удивительной персоной, но сейчас он просто вяло кивнул: да, слышал.
— Тебя я знаю по трём снам, — продолжал Джо. — Один был очень-очень давно, второй — четвёртого декабря. Третий ты увидишь довольно скоро, если всё будет нормально. Помнишь хоть что-нибудь? На спящих лост-эффект не действует.
Пьеро сжал голову руками. Вспоминалась какая-то бурлящая толпа и заполошный крик «Убиииииили!»
— А ещё там пёсик был, — напомнил неизвестный. — Он тебя уестествил…
— Если жив буду, оторву Напси второе ухо, — пообещал Пьеро неизвестно кому и зачем.
— Ну, оторви, дело житейское… А ты, я гляжу, совсем очичибабился. Чего ты тут сидишь?
— Не знаю, — честно сказал Пьеро.
— Знаешь, знаешь. Не держи в себе, — ласково сказал Джо.
Поэт вздохнул, чихнул и начал повесть о своих злоключениях.
Говорил он долго. Заяц шумно дышал в темноте, как бы создавая атмосферу доверия и сопереживания.
— Н-да, — сказал Неуловимый Джо, когда его собеседник иссяк. — Плохи твои дела.
— Хуже не бывает, — уныло согласился Пьеро. — Карабас меня, наверное, уже ищет…
— Не думаю, — процедил Джо. — Он, конечно, крут, но здесь свои порядки. Сейчас он, скорее всего, объясняется с полицией. Искать начнут завтра. Ночью, когда движение мешать не будет. Позовут эмпатов, найдут след ауры. И потихонечку дойдут до того места, где ты спрячешься.
— Ускачу, — сказал Пьеро. Сидеть и ждать полицию ему почему-то расхотелось.
— Никуда ты не ускачешь. Во-первых, тебе нужно есть и спать. Во-вторых, твоему зайцу это тоже нужно. Ты знаешь, что его надо кормить шоколадом? И где ты его возьмёшь? У тебя есть деньги?
Пьеро молчал, подавленный справедливым обвинением.
— Ты вообще-то даже водить не умеешь, — добил Джо. — Это не ты едешь, это тебя заяц несёт. По адресной книжке в своей головёнке. И тебя непременно поймают, если ты не возьмёшься за ум и не будешь слушаться старших. То есть меня.
— Слушаться? — не понял Пьеро.
— Именно. Тебе очень повезло. Наши интересы на данный момент совпадают. Видишь ли, я очень не хочу реализации ветви событий, которую продавливает тентура. Ну, тот вариант, в котором мы с тобой крайний раз пересекались. Так вот, я именно этого очень, очень, очень не хочу. Но до последнего времени думал, что альтернативы нет и придётся сдаваться Алхазу Булатовичу…
— Это кто? — на всякий случай спросил Пьеро.
— Ты его не знаешь. Очень старый человек. Даже старше меня. Я его, правда, пережил… в каком-то смысле. Земля не принимает моих следов, но я по ней, хотя бы хожу. А этот — пирожок с ничем, фантом призрака. Но меньшей сволочью он от этого не стал. Хотя вот это уж точно too old. В смысле — старые дела. Короче. Судя по третьему сну с твоим участием, в тентурепоявилась одна ниточка. Куда она ведёт — не знаю. Но из основной ветви она точно выпадает. И ты на ней — важная персона. Так что я тебе буду какое-то время помогать. Что там с зайцем?
— Не разворачивается, — сказал маленький шахид.
— А не надо быть таким ленивым и нелюбопытным, — строго заметил Неуловимый. — Я вот сколько веков живу, и всегда был в курсе технических новинок. Ща мы твоего скакуна уработаем…
Он подошёл к байку.
— Непонятка четыреста один, — сообщил заяц нехорошим, напряжённым голосом. — Вы не авторизованы. Отойдите от меня. Предупреждение четыреста! — он клацнул зубами.
Джо преспокойно протянул руку к самой пасти могучего зверя и что-то ему показал — небольшое, неказистое.
— Так точно, вашбродь, — внезапно сказал заяц и присел. — Слушаю, вашбродь!
Неуловимый решительно потянул зайца за ухо и начал говорить прямо в ушную дырку. Говорил он долго. Заяц кивал головой, время от времени бормоча что-то невнятное, с постоянным повторением таинственного «вашбродь».
— Садись, — наконец, сказал он Пьеро.
— Что ты ему показал? — спросил поэт, карабкаясь на зверя.
— Маленькую красную книжечку, — объяснил Джо. — Это очень полезная вещь.
— Книжечку? — заинтересовался Пьеро. — О чём она?
— О том, что её владельца надо слушаться, — ответил Неуловимый. — Такие книжечки имеются у сотрудников определённых структур. Они самым поразительным образом действуют на швейцаров, дворников, нищих, сотрудников госучреждений, проституток, извозчиков, педобиров и много на кого ещё. Странно было бы, если бы они не действовали на зайцев.
— Его повернуть бы надо, — сказал Пьеро, ёрзая в седле.
— Ну так поворачивай, — не понял Джо.
