— Впервые слышу, — честно сказал кот.
— Странно, что впервые. Он фигура довольно известная. В узких кругах, конечно. Но вы к ним, насколько я знаю, относитесь… Похоже, его рук дело. Покушение на вас — очень в его духе. Но всё-таки. Стиль узнаю, а смысла не наблюдаю. То есть понятно, что всё началось после вашего попадания к Алхазу Булатовичу…
— Хаз Булатыч, — вспомнил кот. — Кто он такой и что ему надо?
— Самый странный персонаж из всех старичков, — последнее слово Дуремар выделил особо. — Его даже не существует. Ну то есть физически. Он там, в эфире. Только не спрашивайте, как так вышло. Я сам не понимаю. До поры до времени сидел тихо и не отсвечивал. А сейчас руководит вещательным проектом… Наверное, — решил он, — вы что-то важное случайно узнали. И сами не поняли, что.
— Я тоже так думал, — сказал кот. — Но Карабас мне голову смотрел. Подробно. Ничего не нашёл.
Доктор ещё раз запустил пальцы в вазочку.
— Что-то тут не стыкуется, — протянул он. — В Карабасе я уверен. Он профи. Если он внимательно смотрел вашу голову, то любую детальку выцепил бы… Мы неправильно думаем… Мы куда-то не туда смотрим… Тут что-то очень простое, а мы не видим… — он сжал голову руками, вторые очки сползли на самый кончик носа, — мы смотрим на то, что там было… а надо на другое… — он замолк, покачиваясь на стуле.
— И-извините, Дуремар Олегович, — подала голос лиса. Она сидела за столиком и возилась со своими лекарствами. — У вас случайно нет с собой Машковского
? Справочника?
— «Лекарственные средства»? — зачем-то уточнил Айболит. — Вы помните, сколько он весит?
— Он тяжёлый, — сказала лиса. — Но у вас же есть… ну, ваши вещи кто-то несёт?
— Я налегке, — отрезал Болотник. Помолчал секунды три, потом буркнул: — Что у вас там? Может, вспомню.
— Диуретик себе подбираю
. Тут есть этакрин, но это лучше для копытных… Мне бы фармакокинетику посмотреть и побочки.
— За калием следите, и всё нормально будет. С калием у вас как?
— Да вроде нормально… а может всё-таки фуросемид?
— С вашей основой лучше этакрин, — уверенно сказал Доктор и завернул такую учёную фразочку, от которой у кота свело селезёнку. Лиса, однако же, её прекрасно поняла и ответила не менее заковыристой. Так они переговаривались минуты три. Базилио стало скучно.
— Лёля! Где моя ванночка для копыт, Лёля? — донёсся голос Мариуса: страдающий, томный. — Моя старая ванночка остывает, Лёля!
— Ща! — крикнула выдра. — Воду только погрею!
— Поторопись, Лёля! Оооооу! — жирафчик издал протяжный стон, исполненный томления и муки.
— Что там с ним такое? — поинтересовался Дуремар.
— Да фигня, — неохотно сказал кот и снова потянулся к граппе. — Мариус у себя гнилость какую-то нашёл. На левой задней.
Копытную гниль жирафчик обнаружил у себя полчаса назад. У него была привычка регулярно осматривать себя в поисках каких-нибудь подозрительных язвочек, залысин, прыщей, лишаёв и геморроидальных шишек. Кто ищет, тот обычно находит, и Мариус регулярно всё это у себя находил. Теперь он углядел что-то чёрное у основания копытной стрелки — и, как обычно, впал в панику.
— И чем он лечится? — поинтересовался Доктор. — Я помню, раньше дёгтем мазался. Но вроде не воняет, — он повёл носом.
— Не дёгтем. Солевыми ванночками, — вспомнил кот. — Говорит, соль дезинфицирует. Боится заразы.
— Заразы, значит, боится… — протянул Дуремар Олегович. — Боится-боится-боится…
Тут он внезапно откинулся на стуле, так что в его тёмных очках отразилась котиная голова целиком.
Стало как-то очень тихо. В этой внезапной тишине стал различим легчайший свист: это посапывал дыхальцами закемаривший крокозитроп.
— Ай-яй-яй, — сказал, наконец, Болотный Доктор. — Я, кажется, понял, почему к вам прицепились.
Базилио подался вперёд и вопросительно мяукнул. Болотный доктор тут же замахал руками.
— Извините, — сказал он. — Прямо сказать не могу. Иначе могу навести на нехорошие идеи. На что я не имею морального права! — он повысил голос. — У меня обязательства! Перед работодателями! Лучше вот как мы сделаем, — сказал он несколько тише. — Если я прав, то вы, с точки зрения Алхаза Булатовича, представляете собой угрозу. Для вещательного проекта. А может и для него лично. Поэтому имейте в виду следующее. Во-первых, вас и дальше будут пытаться убить. Не исключено, что этим займётся полковник. Учтите: против него у вас нет шансов. Не надейтесь на ваши лазеры, они при нём работать не будут. Так что: никакого героизма, Базилио! Увидите полковника — бегите. Сразу.
Храбрый кот хотел ответить какой-нибудь резкостью, но сдержался.
— И как же я узнаю этого Барсукова? — спросил он.
— Если увидите, — вздохнул Доктор, — вы сразу поймёте, что это он. Никто ещё не ошибался… Но вообще — постарайтесь всё-таки с ним не встречаться. И во-вторых: никогда, ни при каких обстоятельствах не появляйтесь в эфире. Ни — ког — да. Даже если вас уговаривать будут, про интересные передачи рассказывать… Нет, нет, нет!
— Может, хотя бы намекнёте, в чём дело? — без особой надежды сказал кот.
— Извините, не могу, — очень твёрдо сказал Болотник. — У меня обязательства. Я и так рискую. Если они узнают, что я вам тут советы даю…
— ААААААААА! — страшно закричала Лёля.
Все повскакивали с мест.
Оказалось, что Лёля опрокинула на себя тазик с кипятком и обварила левую ногу и бок. Алиса бросилась обкалывать её обезболивающим. Кот принёс тряпки и начал их резать лазером на ленты для перевязки. Но тут показал себя с неожиданной стороны Розан Васильевич. Крокозитроп заявил, что он сам всё перевяжет, оторвал от собственного живота полупрозрачный кусок отшелушившейся кожи, и попросил у Алисы шприц с длинной иголкой. Иголку он загнал себе под опёзье и что-то вытянул изнутри. Потом пошёл к стонущей Лёле, всех отогнал и занялся лечительством сам. Как ни странно, но через пару минут стоны прекратились, а потом выдрочка привстала — и мощно чмокнула Розана Васильевича в ротощель.
Алиса и Айболит вцепились в рыбона с вопросами — что он сделал и как. Тот отвечал не очень охотно и очень непонятно. Тогда лиса и Болотник принялись спорить друг с другом, причём на медицинском языке. Крокозитроп через некоторое время стал вставлять свои замечания. Очень скоро все трое погрузились в какой-то спор, абсолютно непонятный для посторонних.
Один Базилио остался не у дел. Пить ему больше не хотелось, есть не хотелось, спать пока тоже не тянуло.
Кот отсел от спорщиков, устроился поближе к очагу и принялся размышлять. То, что он услышал от Болотника, его изрядно напрягло. Особенно его злил категорический отказ Дуремара Олеговича объяснить толком, в чём дело. Кот перебирал варианты, машинально подкидывая на ладони огромный медный пятак
, найденный, когда устраивали на новом месте Септимию.
