— Да я и так могу, — сказала поняша, открывая зубами пробку.
— Полегчало? — осведомился Карабас, наливая себе в кружку.
— Уффффф. Что-то я перебрала, — самокритично заметила Львика, слизывая пену с губ. — Я всё думаю, куда она могла пойти.
— А что там с кровью? — спросил Карабас.
Львика посмотрела на него с неудовольствием.
— Я знаю, что вы телепат, — сказала она. — И мне это не очень-то нравится.
— Уж простите, — сказал Карабас. — Но я беспокоюсь.
— А я тут что, хвостом машу и песни пою? — огрызнулась поняша.
— Какая-то песня у вас в голове вертится, — заметил раввин. — My pony and me, вот это.
— А, песня… Ну да, песня. Давайте лучше про кровь. На полу были пятнышки. Засохшие. Я не эмпат, но на красное вино это было не похоже. Вот я и думаю. У неё тяжёлое детство было, вы же знаете. Может, сокро… — она осеклась.
— Сокровище, — договорил раввин. — Вы же её так зовёте?
— Тогда вы и про чудовище знаете? — подозрительно спросила пони.
— Ну в общем да, — признал Карабас. — Сразу говорю: меня эти дела не касаются. Так что давайте договоримся так. Найтмер Блэкмун — легендарный персонаж эквестрийской истории. Вы к нему никакого отношения не имеете. Для меня вы — дочь Верховной Обаятельницы. Всё.
— М-м-м… ну и хорошо. — в голосе Львики, однако, проскользнуло лёгкое разочарование. — Ну вот я и думаю: может, она… ну это самое?
— Насчёт суицида — вряд ли… — протянул раввин. — Хотя… О дьявол! Ну конечно!
— О кто? — не поняла поняша.
Карабас вытянул руку и сделал жест, призывающий к молчанию. Закрыл глаза и просидел так минуты три.
— Львика, извините за нескромную просьбу, — наконец, сказал он. — Вы не могли бы припомнить последнюю близость с Евой? Это может быть важным.
Поняша закрыла глаза, хвост её нервно задёргался.
— Понятно, — сказал раввин. — Значит, в тот момент вы были нетрезвы?
— Мы обе набрались, — самокритично сказала Львика.
— И к тому же вы были простужены? Вы чувствовали евин запах? Нет? Или всё-таки что-то было? Кровью не пахло?
Львика неожиданно сильно стукнула себя хвостом по бедру.
— Скобейда! — сказала она досадливо. — У неё же эти дела… Когда же у неё последний раз было…
— Семнадцатого октября, — Карабас провёл рукой по бороде, вспоминая. — Она в лёжку была, живот прихватило. Я её лечил.
— А цикл у неё сорок четыре дня, — оживилась Львика. — Сорок четыре — сорок пять, вот как-то так. Вот это я точно помню. Но вообще-то у неё за неделю начинается, — вспомнила она. — Я бы заметила.
— Уже не начинается, — ухмыльнулся раввин. — Я её от этого вылечил. Сорок четыре дня… Вроде на Новый Год выпадает. Но всякие стрессы, плюс моё лечение…
— То есть у неё что, ПМС? — догадалась, наконец, Львика.
— Не только, — Карабас задумчиво накручивал пейс на палец. — Хотя и это тоже. Отсюда истерика и кровь на полу. Но проблема не в этом. Ева действительно верная. И любить нас двоих не сможет. Так что вопрос нужно как-то решать. Но сначала надо её найти.
— Так значит, месячные… Аптека! — Львика вскочила. — Она точно была в какой-то аптеке. Она же панацин хапками жрёт. И тампоны! Бантик! Ко мне! Быстро! Вы не могли бы меня одеть?
Карабас накинул на поняшу попонку, водрузил на себя шляпу и устремился.
На улице они столкнулись нос к носу с Лэсси, с двумя бэтменами на плечах. Тратить время на разговоры не стали: черепаха быстро прокрутила перед раввином всю информацию на текущий момент. Её было немного. Поиски ничего не дали. Евы не было нигде — даже в полиции. Маленькая лошадка как сквозь землю провалилась.
Идею насчёт аптеки Лэсси восприняла сразу и тут же отправила бэтменов с указаниями. После чего все трое, не тратя времени, пошли в ближайший аптекарский киоск.
Нужное место обнаруждили через час. Нашёлся свидетель, который видел поняшу на Моховой. Там же находилась аптека «Бiла кiшка», недавно открытая семейством упырей-гомеопатов, съехавших из Зоны поближе к цивилизации. Известна была апрека богатым ассортиментом всяких средств от кровотечения, обезболивающими травками и огромными набором тампонов, прокладок и менструальных чашечек. Ева просто не могла миновать это место.
Лэсси тормознула тарантас, щёлкнула зубами перед носом кучера и сама заняла его место. Першероны несли молча и быстро. Карабас волновался, кусал бороду. Львика нервно стучала хвостом о дерево.
«Бiла кiшка» оказалась уютным двухэтажным домиком, крытым черепицей. Внутри было всё как в аптеке — вертящиеся этажерки со скляночками, длинные полки с посудой вида диковинного, а также длинный прилавок. За прилавком стоял молодой чернявый упырь в вышитой рубахе и трепался с маммилярией в глиняном горшке. Маммилярия жаловалась на погоду и выпрашивала для себя эмалированную посудину.
Лэсси бросилась к прилавку, посмотрела на маммилярию со значением (та заткнулась) и спросила у упыря, видел ли он здесь поняшу.
— Яка така поняша? — нарочито медленно, как бы сплёвывая слова, загундосил упырь. — Мы такых не знаемо…
Тут он внезапно выпучил глаза и захрипел: это Карабас, ознакомившись с содержимым его башки, передавил ему дыхалку.
— Они её похитили. Туда, — быстро проговорил он, показывая на занавешенный угол зала. И бросился первым.
Там оказалась лестница, ведущая на второй этаж.
Верхняя комната была тёмной и неуютной. Окно закрывала простыня, сквозь которую едва-едва пробивались солнечные лучи. Остро пахло нашатырным спиртом, ландышевыми каплями и кровью.
Среди поломанной мебели на джутовом матрасе лежала Ева. На голове у неё был полотняный мешок со свисающими тесёмочками, передние ноги замотаны верёвкой, А рядом с ней пристроился белый, как лунь, старик-упырь. Кровососущий орган его находился у поняши под хвостом.
Услышав шум, старик жидко хлюпнул кровососью и оглянулся. Увидел Лэсси с открытой пастью, надвигающегося Карабаса, и в ужасе заголосил на упырином:
— Ни! Ни! Я ничого не робыв! Всього лише килька крапель! Килька крапель!
Карабас склонился над Евой. Она была жива, ровно дышала — но спала.
— Что вы ей дали? — почти спокойно спросил раввин. Но в голосе у него было что-то такое, что старый упырь забился в угол и сказал что-то вроде «ва-ва-ва». Раввин, однако ж, понял — поскольку смотрел сквозь голову.
— Снотворное, — сказал он. — Какой-то новый препарат. Думает, что антидота к нему нет.
— Это мы ещё посмотрим, — сквозь зубы сказала Лэсси, освобождая Еву от пут.
Львика, с трудом забравшаяся по узкой лесенке, очумело вертела головой.
