Это его и спасло. Прямо над головою его пронёсся радужный меч-кладенец, свистнувший остро, смертельно.
— Ничего-ничего, — сказала Красная Королева, опуская оружие, — всё равно тебе недолго осталось. Уж я-то знаю!
— Спрашивай быстро, — прошептал крокозитроп. Он скукожился до какой-то блохи и прятался у кота в левом ухе, кое-как цепляясь за шерсть.
У Базилио было очень, очень, очень много вопросов. Но серьёзный, важный — всего один.
— Зачем? — тихо сказал он.
— Гммм… — Розан Васильевич в ухе подёргался, кота ущекотавши. — Вообще, тентура — инструмент для ускорения эволюции
. Насколько я понимаю, что-то такое применяется в этой Галактике повсеместно. Преступление гав'виали состоит в том, что они не отключали тентуру на этапе появления…
Тут всё сломалось, как гусиная шея, — хрясь! -
нет, ХРУСЬ! хрусь-пополам! пополам,
пополам — пополам, пополам лам лам!
— и в прах, и в прах,
в прах-прах,
кххх
Действие сорок шестое. Эйдол, или Судьба Буратины меняется в лучшую сторону, хотя и не так чтоб очень
— Прикуси язык, — гаркнула Королева, густо побагровев.
— Не прикушу! — ответила Аня.
— Отрубить ей голову, — взревела Королева.
Никто не шевельнулся.
— Кто вас боится? — сказала Аня. — Ведь вы все — только колода карт!
Льюис Кэрролл. Аня в стране чудес. — Пер. Вл. Набокова. — М.: Махаон, 2014.
Что ж, посмотрим, что из всего этого получится.
В. Афанасьев. Точка покоя. — М.: Альфа-книга, 2013
2 января 312 года о. Х. Не очень раннее утро.
Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база «Graublaulichtung».
Сurrent mood: pedagogic/наставительное
Сurrent music: Kylie Minogue — Chocolate
Мальвина, укутанная в лёгкое одеяльце, завтракала на вольном воздухе, среди деревьев. Она сидела за маленьким столиком, заставленным посудой — настоящим саксонским фарфором, изукрашенным розовым и синим. На кофейнике цвела золотая роза, а в ней — крохотное изображение Дочки-Матери. Хомосапая фигурка была до того прекрасна, что никем, кроме неё, она и быть-то не могла. Мальвина поглядывала на неё не без зависти.
Рядом с кофейником стояла пустая турка с гущей на дне и спиртовка, истекающая синим пламенем.
Крупная зимняя бабочка закружилась и ударилась о лицо Мальвины. Та довольно улыбнулась, прикрыла веки, сконцентрировалась. Бабочка упала на стол и замерла, бессильно пошевеливая усиками.
— Ты меня оскорбила, — сказала Мальвина насекомому, — и будешь за это наказана.
Она взяла бабочку за и аккуратно оборвала ей ножки. Потом крылышки. Наконец, взяла ложечку, положила туда ещё живое тельце и поджарила на спиртовке — следя за тем, чтобы тельце поджаривалось не быстро.
Тут же порывом ветра занесло ещё двух бабочек. Одна запуталась у Мальвины в волосах, другая упала в чашку с какао.
Настроение у голубокудрой испортилось. Она не стала жечь новую добычу, а просто раздавила обеих ложечкой — со словами «да ну вас, в самом деле». Потом задумалась, допивать ли какао, осквернённое насекомым.
В этот момент Артемон, тихо рыча, подтащил к столику связанного Буратину. Тот особо-то и не сопротивлялся, просто Артемон был хреновым конвоиром.
Мальвина это тоже заметила.
— Артемоша, — сказала она, улыбаясь, — развяжи нашего гостя. Кстати, куда девался его чудесный нос? Это ты его отгрыз?
— Почему я? — не понял пудель, освобождая деревяшкина. — Я этого парня только связал… э-э-э… на всякий случай.
— Очень глупо, — сказала Мальвина. — Ты вообще стал очень тупой. Я хотела отдать тебе в стирку свои трусики… но ты их, пожалуй, порвёшь. Так что я поручу это Лизелотте. Иди погуляй. Только далеко не уходи, ты мне можешь понадобиться.
Понурившись, пудель пошёл прочь.
— Ну что ж, — голубокудрая облизнула губы, — прежде чем мы начнём общаться, я хотела бы тебе кое-что показать.
Она на секунду закрыла глаза. Тут же на Буратину сверху упала огромная оса и села на огрызок носа.
— Хочешь, она ужалит тебя в глазик? — почти нежно спросила Мальвина.
— Не хочу, — ответил Буратина.
— Вот и славненько, — голубокудрая потянулась, продемонстрировав небольшую, но крепкую грудь. — У меня в распоряжении целый рой. Если ты сделаешь что-нибудь, что меня огорчит, они тебя зажалят. И не надейся на деревянную кожу, глупышка. У тебя много нежных местечек. Глазки, ушки, носик, ротик, попка, пися и животик, — пропела она. — А всё-таки, куда девался твой длинный нос?
— А я почём знаю? — буркнул Буратина. Кусающийся ос он испугался не особенно, Мальвины — тоже. В данный момент его куда больше интересовало, дадут ли ему пожрать.
— Мне не нравится этот ответ, — сказала Мальвина. — Может, муравьёв тебе в пиписочку запустить? Они до самых яичек доползут. И будут их выедать изнутри. Хочешь?
— Яюшки! Не надо, пожалуйста, — искренне попросил деревяшкин.
Голубокудрая посмотрела на него уже не так сердито.
— Ну тогда слушай. Пока ты там прохлаждался, я думала: что мне с тобой делать? С одной стороны, ты — подарок с Поля Чудес. Не знаю, кто там живёт на Поле Чудес, но ссориться с ними не хочу. С другой стороны — у тебя тупая рожа и ты не внушаешь доверия. Образования у тебя нет. Ты ничего не знаешь и ничего не умеешь. То есть ты совершенно бесполезен…
— Я полезный! — Буратина вытаращил глаза для правдоподобия. — Я могу… могу… да я всего могу! — закруглил он, не припомнив за собой никаких конкретных достижений.
— Не «всего могу», а «всё могу», — поправила Мальвина. После чего улыбнулась, а Буратина заорал: оса взлетела и ужалила его в уголок правого глаза, прямо в эпикантус.
— Ты ошибся и был наказан, — голубокудрая сказала это с глубоким удовлетворением. — Теперь скажи правильно: «я всё могу».
— Я… всё… могу… — давясь слезами, произнёс бамбук. Ему было уже не очень больно, но вот слёзы лились потоком.
— Ну что ж. Ты небезнадёжен, — констатировала Мальвина, отхлебнув что-то тёмное из маленькой чашечки. — В общем, я решила взять тебя на воспитание. Кстати: кто тебя воспитывал раньше?
Буратина честно подумал. Значение слово «воспитывать» он знал: это когда дают пизды и не дают еды. В вольере этим занимался Джузеппе Сизый Нос, но он воспитывал вообще всех, а не только бамбука. На индивидуальном он был у доктора Коллоди. Тот уделял ему существенно больше внимания.