— Всё это очень хорошо, — протянул профессор. — Даже слишком хорошо. Что вы хотите взамен?
— О, ничего особенного. Одну маленькую любезность.
— Так-так-так, — профессор забарабанил пальцами по столу. — С этого момента подробнее.
— Вы сделаете астрономическое открытие. А именно — докажете, что у нас сбился счёт дней. Грубо говоря, Новый Год наступает дня на три раньше, чем это было до Хомокоста. Ну, к примеру: раньше в Новый Год в зените стояла какая-то звезда. А теперь не стоит. Улавливаете мысль?
— Простите, но это какая-то чушь, — решительно сказал Пшибышевский. — Начало года — условность…
— Пусть условность, пусть, — ласково сказал Анонимус, осторожно беря третью чашечку. Астроном заметил, что рука мимокрокодила сгибается не посередине, а по всей длине сразу, дугой. — Нам нужен повод, чтобы продлить этот год на три дня. Или на четыре. Но трёх вообще-то достаточно.
— Нет, это невозможно, — решительно сказал профессор, отставляя в сторону пустую чашку. — Во-первых, неизвестно, как оно было до Хомокоста… — тут он запнулся.
— А вы честное существо, — Анонимус улыбнулся. — Эфемериды две тысячи сто первого года у вас в голове. Вы о них обычно рассказываете студентам на вводной лекции.
— Нет, вы не понимаете! — взвился профессор. — Я уверен, что никакого смещения даты не было! Конечно, это можно проверить. Но что вы будете делать, если обнаружится…
— Нет, профессор, — голос Анонимуса стал жёстким. — Лучше подумайте, что вы будете делать. Я вот думаю, что вы сделаете публичное заявление. Того содержания, о котором я говорю. В дальнейшем, когда всё пройдёт успешно, — а по-другому и быть не может — вы можете заявить, что ошиблись. Часики неправильно шли, или при расчётах запятую поставили не туда. Что-нибудь придумаете.
— Я не намерен принимать участие в фальсификации научных данных! — резко сказал хемуль, вставая.
— Сядьте, — Анонимус произнёс это слово так, что Пшибышевский действительно сел. — Вы не будете фальсифицировать научные данные. Вы поможете своему народу освободиться от тирании, навязанной Хемулю Братством. Мы намерены лишить Морру полномочий.
Он сказал он таким тоном, будто речь шла о небольшой медицинской проблеме — вырвать зуб или вырезать гланды.
— Морру? Лишить полномочий? — хемуль непременно подавился бы, если было бы чем. — Вы с ума сошли? Она же это… глазами…
— Предоставьте этот вопрос специалистам, — отмахнулся Анонимус. — На самом деле власть Морры держится не на убивающем взгляде. А на том, что её власть некоторым образом законна. Несмотря на всё то, что тогда творилось. Такое бывает — законная власть, установленная незаконными методами. Впрочем, это не принципиально. Заявление об открытии нужно в конце января. Февраль мы сделаем длинным месяцем. Конкретно — нам нужно, чтобы в этом году было тридцатое февраля. Понятно?
— Это ещё зачем? — профессор в недоумении уставился на мимокрокодила. Тот и бровью не повёл, за неимением таковых.
— Вы не знаете общества, в котором живёте, — укоризненно сказал Анонимус. — Вы хоть в курсе, кому принадлежит власть в домене?
— Морре, конечно, — с недоумением сказал профессор.
— Нет. Власть принадлежит Временному Консультативному Комитету. Последний раз он собирался двадцать третьего февраля двести восемьдесят второго года. Сейчас, как вы можете заметить, начинается триста тринадцатый год. Комитет никак не может собраться. Потому что в протоколах заседания следующее заседание назначено на тридцатое февраля. Год не указан, — добавил Анонимус.
— Чушь какая-то, — астроном фыркнул. — Или их заставили силой? — догадался он.
— Если бы силой, — вздохнул мимокрокодил. — Все решения были приняты добровольно. Ну то есть как добровольно? Подлец Барсуков привёз из Зоны контролёров. И протащил их на собрание в качестве представителей общественности. Они-то и повлияли. Однако с формальной точки зрения насилия не было.
— Какой Барсуков? Какие контролёры? Ничего не понимаю, — пожаловался профессор.
— Я вас слишком загрузил. В общем, решения Комитета законны. Мы, патриоты Хемуля, тоже намерены оставаться в рамках законности… по возможности, конечно. Мы соберём второе заседание Комитета. И на этот раз Барсуков нам не помешает. Он с Моррой поссорился. Дело за малым: нужно собраться именно тридцатого февраля. И вы, профессор, нам это организуете.
— Я уже сказал, — повысил голос профессор, — что не намерен участвовать в этой нелепой авантюре…
— Вот не хотите вы по-хорошему, — покачал головой мимокрокодил. — Ладно, поставим вопрос иначе. Вы хотите телескоп с трёхметровым зеркалом? Или вы хотите, чтобы вам оторвали голову?
Действие пятьдесят четвёртое, reverse side. Алиса исчезает, или Переучёт
Посвящается памяти Кирилла Якимца
Со временем как-то мутновато.
Страна Дураков, Зона, Поле Чудес.
Current mood: horny/распалённое
Current music: Jordin Sparks — Worth The Wait
Сначала-то было ещё ничего, а вот потом припекло.
Ох, припекло! Так припекло, как давненько уже не припекало.
Алиса в очередной раз уткнулась глазами в сползающее вниз ничто. Через пару секунд боль пронзила висок, отдалась в темени. Зато горячие угли внизу живота перестали шевелиться. Сжатая матка чуть расслабилась. Совсем чуть-чуть. Но для Алисы и это было милостью. Ну или хоть какой-то передышкой.
Она сидела на какой-то коряге, крепко сжав ноги. Коряга напоминала член старого злопипундрия, покрытый наростами и бородавками. Но лиса была готова была бы принять такой член — причём весь целиком. Во всяком случае, сейчас ей так казалось.
Лиса мучилась от хочки. Которая разгорелась в самый неподходящий момент.
До этого момента она как-то справлялась. Последний раз, когда её накрыло, помогла Лёля. Но сейчас лису мучила гормональная буря. Матка её будто варилась в кипятке. И этот кипяток лила она сама, раскалённая, как печь. Из лисы текло — стыдно, ужасно. Рыжие ляжки намокли. Панталоничики тоже были хоть выжимай. От этого лиса возбуждалась ещё сильнее.
«Дочка-Матерь святая, он же чует, он не может не чуять», думала она, косясь на Базилио. Понимая, что шансов нет: от неё должно разить хочкой так, что и до Буратины должно долететь.
Но кот как будто ничего не видел, не слышал и не обонял. Хотя при том всё время на неё смотрел. Однако на морде Базилио была только тревога. Похоже, он не понимал, что с ней такое.
Всё-таки боль переносить проще, подумалось Алисе. Боль безжалостна, зато правдива. Боль приходила и уходила, ничего не обещая. Хочка лгала. Она делала вид, что утихнет, отстанет, если только лиса сделает то, чего она хочет. Несколько простых движений. Потом ещё. Потом вот это и вот это. Хочка была убедительна, у неё всегда находились аргументы. Лиса знала, что хочка лжёт, что она только вырастет — и всё-таки делала то, чего она требовала. От этого хочка только росла. И требовала ещё и ещё и ещё. Лиса знала, к чему она ведёт. Хочка требовала, чтобы она отдалась самцу. Любому самцу. Приняла в себя член. Любой член, желательно побольше. А ещё лучше — много, много членов.
