— Эль экут ла жава
Кэль фредон ту ба
Эль рёв' ва сон аккордеонистэ…
— неслось из раструба.
Ева не знала французского. Но всё-таки песня была понятна ей: извечные страдания самки, тоска по жизни сытой, спокойной и честной, которая почему-то так никогда и не наступает. Это, что называется, считывалось из интонации. А вот документы на столе…
Она потянула к себе другой листок. «…Осуществляет кризисный мониторинг, то есть отслеживание в реальном времени факторов политической и экономической конъюнктуры, способных оказать негативное влияние на политико-экономическую ситуацию в кратко- и среднесрочной перспективе…» — Ева потрясла головой, пытаясь упорядочить мысли и проникнуть в суть сказанного.
Все слова были понятны, фразы — в общем-то, тоже. Непонятно было, зачем всё это, к чему, и какая от этого польза. Суть в себя не пускала, резиново пружинила.
— Аррэтэ…
Аррэтэ ла мюзикё!
— граммофон кончил петь и злобно зашипел.
— Аррэтэ… — повторила поняша. — Аррэтэ ла холера!
— Извините-простите, что отвлекаю, Ева Бригитовна, к вам, э-э, тут пришли! — прощебетала секретарша-пупица.
Ева зажмурилась, чтобы случайно пупицу не някнуть. Та уже и так подтекала, что пагубно сказывалось на её расторопности: с каждым днём секретарша обращалась к Еве всё почтительнее и церемоннее. Позавчера она где-то прознала, как звали евину маму, и с тех пор стала именовать её исключительно по имени-мачеству.
— Кто? — буркнула Писториус.
Пупица в ответ вжала голову в плечи и что-то пробормотала. Ева догадалась, что явилась Лэсси Рерих. Она почему-то вызывала у пупицы страх, переходящий в панику. Причём, похоже, та боялась та не только за себя, но и за Еву.
Зато самой поняше Лэсси нравилась. Не в каком-то таком смысле, а чисто как существо. Лэсси была умна, быстра, совершенно безопасна в плане приставаний. И могла смотреть Еве в глаза, не заняшиваясь. Это было здорово. Чувства были взаимны: госпожа Рерих поняше откровенно покровительствовала.
Так что в другое время Писториус обрадовалась бы. Но сейчас ей было очень нехорошо.
Вошедшая черепаха выглядела странно. Хотя бы тем, что на голове у неё лежала толстая папка с какими-то бумагами, а на ней стояла полоскательница. Вся эта конструкция как-то удерживалась в равновесии, несмотря на лэссины стремительные движения. Координация и вестибулярный аппарат у безопасницы были что надо.
— Здоровьичка, — сказала Лэсси Рерих, садясь на корточки возле еввиного низкого столика. Поняша подняла на неё страдальческий взор и что-то промумукала.
— Понятно, так я и думала, — заключила черепаха и сняла с себя полоскательницу. — На, выпей, полегчает. Только желтки сразу глотай, не разжёвывай.
Ева осторожно понюхала полоскательницу. Пахло помидорами, сырым яйцом, спиртягой и чем-то ещё, навроде тараканьего пота. Пить подобную смесь поняше раньше не доводилось. Но Лэсси она доверяла.
— Миленькая подержи посуду пожалуйста, — быстро проговорила она. Перепетуя прыгнула, прочно ухватила ножку полоскательницы. Ева сунула туда мордочку и одним духом всосала в себя содержимое.
— Стеночки оближи, — посоветовала черепашка.
Поняша макнула язык в полоскательницу, и тут внутри неё как будто что-то рухнуло — прям от горла до самых до маклоков. Пищевод припекло, вымя стремительно вспотело. Ева со стоном бессилия и обиды легла, уронив мордочку на стол.
Она совсем было собралась застонать ещё раз, но тут вдруг поняла, что этого ей не хочется. И вообще, унылая раздрызганность и вялость сменилась вполне пристойным, годным состоянием души и тела.
— Тысяча гра… спасидо то есть! — от души сказала Ева. — Вы мне очень помогли. А что это за смесь такая? Никогда не пробовала.
— Это антипохмельный коктейль, — с гордостью сказала Лэсси. — Оливковое масло, желтки, томатный сок, выделения…
— тут она запнулась.
— Выделения чего? — тут же заинтересовалась поняша.
— Посолить, поперчить, — чуть быстрее, чем нужно, продолжила черепаха, — добавить коньяка. Хотя я обычно виски добавляю. Советую также огурчик для закрепления эффекта. Лучше малосольный.
— Банку малосольных побыстрее пожалуйста!
— крикнула Ева пупице.
Черепаха тем временем бросила взгляд на разложенные бумаги.
— Вижу, работаешь, — одобрила она. — У меня кое-какие новости.
— Плохие? — напряглась Ева.
— Разные, — сказала безопасница, снимая с головы папку. — Первое и главное: сегодня Верховная приняла окончательное решение отправить Львику в Директорию. Вечером у неё прощальный концерт в Понивилле, а с утречка она к нам отправляется.
На переваривание Еве потребовалось пять секунд. Две на эмоции по поводу самой новости и три на осознание содержащейся в ней несообразности.
— Сегодня? — наконец, спросила она. — А мы-то откуда узнали?
Лэсси почесала под очками.
— Есть способы, — наконец, признала она. — Хотя вообще-то их использование не благословляется. Но у нашего губернатора с Их Грациозностью имеетсяпрямая линия, — она замолчала с таким видом, что и последняя псикаква догадалась бы: дальнейшие расспросы бесполезны.
— Понятно… Она хоть не завтра прибудет? — почти серьёзно поинтересовалась поняша. — А то у нас вообще ничего не готово.
— Нет. Послезавтра, — не полном серьёзе ответила черепаха. — Верховная арендовала у шерстяных летающую тарелку. Вместе с пилотами, — добавила она, смотря, как расширяются зрачки в глазах Евы.
— Ух ты! Круто, — наконец, выдавила из себя поняша. — А зачем такая срочность?
— Думаю, дело не в срочности, а в рисках, — объяснила Лэсси. — Верховная хочет исключить всякие дорожные неожиданности.
— Какие неожиданности? Мы нормально ехали… — вспомнила было Ева и осеклась.
— В сопровождении сильнейшего психократа? — улыбнулась черепаха, в очередной раз показав много-много зубов.
— Можно было бы Особый уланьский эскадрон отправить, — пробурчала Ева. — А то они там в стойлах застоялись. Бока уже шире бёдер.
— Гм, эскадрон… — Лэсси сделала вид, что задумалась. — Минимум сто двадцать поняш и Дочь знает сколько электората? Попрутся через демилитаризованную зону? В Директорию? На месте господина Пендельшванца я бы сочла это крайне недружественным жестом, — черепаха поджала тонкие губы, как бы давая понять, что и без того сказала слишком много.
Ева поняла это так, что все эти вопросы с Пендельшванцем и в самом деле обсуждались — небось, по той самой загадочной «прямой линии». И что Верховная арендовала летающий диск не от хорошей жизни.
