Уточнить, с чем именно, не удалось: кто-то большой оторвал ее от земли и закружил по поляне.
– Вах, душа моя! Сколько лэт! Сколько зым!
– Резо? – Беликова заморгала, но глюк не исчез. – Но… Ты же… Ты…
Рядом раздался громкий хлопок, и Рита повернулась на звук.
– Не дергайся, девушка. – Полидевк отсалютовал бутылкой. – Это всего лишь шампанское. «Советское». Полусладкое.
Маргарита не успела сообразить, как именно в ее руках оказался фужер: голова пошла кругом, а мысли смешались в винегрет.
Что происходит? Что. Здесь. Происходит, блин!
– Поздравляю, товарищ Беликова! – Хрусталь звонко дзинькнул о хрусталь, и Рита чуть не ослепла от белозубой улыбки. Кобра выглядела совершенно бесподобно: серебристый купальник выгодно подчеркивал смуглую кожу и точеную фигуру. В ушах поблескивали длинные серьги из горного хрусталя. – Примите наши наилучшие пожелания.
– Мама! – воскликнула Рита. Но вовсе не потому, что испугалась пожеланий Комитета, а потому, что действительно увидела маму. Сияющую. Нарядную. А рядом – отца и деда в плавках. При этом дед вел под руку… герцогиню Девонширскую! Следом за старой леди семенил Багет. Вид у пса был на редкость сытый и довольный, а на ошейнике красовался кипенно-белый галстук-бабочка. В зубах бассет торжественно тащил сосиску.
«Ну вообще!» – подумала Беликова. Она вцепилась в Джона и оттащила его в сторону.
– Я требую объяснений! – прошипела она. – Немедленно!
Горячие ладони легли на плечи, а голубые глаза заглянули в самую душу.
– Помнишь тот день на Лубянке, когда я сделал тебе предложение?
Рита не ответила. Но и взгляда не отвела.
– Я сказал тогда, что представлял все иначе. – Кавендиш помедлил. – Представлял, что сделаю предложение где-нибудь на берегу моря, при свете звезд, под шум прибоя… Однако ничего у меня не вышло. Там, в допросной, ты мне отказала, а потом и вовсе исчезла. Уехала, чтобы дать возможность собраться с мыслями и принять решение. И я его принял. Здесь, сегодня, сейчас, я снова спрошу тебя, Рита. Ты станешь моей женой?
Маргарите показалось, будто земля уходит из-под ног, и она тряхнула головой, силясь развеять морок. Не помогло: Джон по-прежнему стоял перед ней и сверкал голубыми очами.
Вот ведь коварный интриган!
– Если откажусь, твоя группа поддержки меня растерзает? – Она кивком указала на гостей.
– Вероятность подобного исхода крайне высока, – серьезно заявил брюнет. – Ну? Что скажешь?
Рита заметила в его взгляде неподдельную тревогу и улыбнулась.
– Я скажу тебе «да»! – Она привстала на цыпочки и нежно коснулась губ губами. – Я скажу тебе «да», Уильям Спенсер Кавендиш!
Имя вырвалось спонтанно, и Маргарита напряглась: вдруг сейчас активируется стандартный режим? Живо представилось, как тридцать девятый герцог Девонширский с потухшим взглядом бубнит свое фирменное: «Принять имя Джон в качестве позывного?»
Мама дорогая!
– Уильям… – осторожно повторила она, и бывший юнит просиял.
– Мое имя в твоих устах звучит как музыка. – Он галантно склонился к ее руке, коснулся губами пальцев и тут же резко выпрямился. Обернулся и, приложив ладонь ко рту, громко крикнул: – Ребята! Она согласилась! Ведите регистратора и несите кольца!
Глава 90
Реабилитация
Звездная россыпь мерцала над верхушками сосен. Здесь, вдали от больших городов, ночное небо напоминало расшитый бриллиантами синий бархат. Остророгий месяц висел над лесом золотым серпом и отражался в темной воде поросшего ряской и камышом пруда. Ночь полнилась звуками: стрекотали цикады, лягушки затянули песнь без начала и конца, где-то далеко ухал филин, а из глубин чащи порой раздавался хрипловатый вой.
Рита сидела на узком березовом мостке и впитывала эту музыку, наслаждаясь самым удивительным из когда-то испытанных состояний – покоем.
– Не спится? – Двигался Джон тихо, как кошка. Маргарита совсем не слышала, как он приблизился, и вздрогнула.
– Я принес теплого молока, – он протянул кружку, – и пару печенюшек. Лучшего снотворного пока не изобрели.
– Спасибо. – Беликова улыбнулась, принимая гостинцы. Печенюшки оказались удивительной конфигурации: большущий неправильный круг, нашпигованный арахисом, изюмом и кусочками шоколада. – Мм… Как вкусно! Где ты их взял?
– Испек.
– Ты фто, футифь? – Рита чуть не поперхнулась и спешно запила углеводный кошмар молоком. – Когда?
– Сейчас. – Брюнет пожал плечами и опустился рядом. – Ты почти два часа здесь сидишь. За это время я и с борщом бы управился. А уж о печенюшках и говорить нечего. К тому же тесто было готово с вечера. Кстати, это кукис. Традиционная американская рецептура.
Беликова отломила кусочек и задумчиво посмотрела на выпечку.
– Ты так крепко спал, – сказала она. – Не думала, что заметишь, как я уйду. Прости, что разбудила.
– Да брось, – отмахнулся Кавендиш. – Прогулки по лесу в три ночи весьма воодушевляют.
Он обнял ее за плечи:
– Опять Паша снился?
Рита угрюмо кивнула. Вскинула голову и уставилась на звезды. Там… Павличенко где-то там, далеко-далеко. Один на один с чудовищем…
– Как думаешь, он жив?
Уильям посмотрел на нее внимательно. Повременил секунду и ответил:
– Конечно. Конечно, он жив, Рита.
Беликова благодарно прильнула к мужу. Разумеется, он говорил то, что она хотела услышать. Рита прекрасно понимала это, но была признательна до глубины души: не могла она принять мысли о гибели Павла. Никак не могла. Уж лучше так…
Они сидели молча и смотрели, как лунные блики танцуют в воде. Когда небо над лесом порозовело, Маргарита взлетела. Оторвалась от земли и воспарила. Легкая, как перышко. Странное ощущение вырвало из полудремы, и Беликова обнаружила, что Джон несет ее к дому. К их уютному маленькому дому, окруженному вековыми соснами.
– Спи сладко, – шепнул муж, бережно укрывая ее пуховым одеялом. – Я буду рядом. Всегда.
Разумеется, он соврал. Кому из мужчин вообще можно верить? Вместо того чтобы трепетно охранять ее покой, Кавендиш отправился в гараж, где Рита его и обнаружила.
Голый до пояса и чумазый, словно шахтер в забое, наследный принц увлеченно ковырял здоровущий аэрометрический преобразователь, который неделю назад им привез Резо.
– Почти починил! – торжественно сообщил брюнет и вытер пот со лба, благополучно размазав грязь по всему лицу. – Раритетная вещица!
Беликова не смогла сдержать улыбки.
– Прими душ, великий чинитель, – хмыкнула она. – От твоего амбре у меня глаза слезятся.
