Среди «арийских народов» СССР также активно поддерживали немцев калмыки. Представитель Центрального штаба партизанского движения по Калмыкии Рыжиков и его заместитель Шестинов докладывали 22 декабря 1942 года: «Располагая большим количеством скота, шерсти и хлеба, оставленным на оккупированной территории… немец пока не трогает у населения скот и шерсть, заигрывает с калмыками и этим создает у части населения иллюзию “освободителя”. Отсутствие же немецких гарнизонов в южных районах создает впечатление “полной автономии”. Этому способствует абсолютное отсутствие агитационной работы среди населения, партийно-политических органов Калмыцкой АССР, ни в форме листовок, ни в форме живой агитационно-пропагандистской работы». Калмыцкие добровольческие отряды вместе с немцами боролись против партизан, благодаря чему партизанское движение в Калмыкии быстро сошло на нет.
Также на сторону немцев перешло значительное число донских и кубанских казаков. Еще в Гражданскую большинство казаков сражались против большевиков. Вторая мировая война была для них продолжением Гражданской, тем более что давний вождь донских казаков царский генерал Петр Николаевич Краснов в 1918 году был союзником кайзера Вильгельма. В советское время казачье сословие было упразднено, многие казаки подверглись репрессиям. Неудивительно, что казаки часто гордились, что ни дня не служили в Красной армии. Так, донской казак Семен Ларин, служивший в вермахте, в конце ноября 1942 года писал своему отцу Василию в станицу Егорлыкскую: «…Имею право гордиться, что нахожусь в германской армии солдатом, числюсь как донской казак. По мобилизации не воевал, сразу пошел на сторону германской армии. Вообще у красных не воевал ни одной минуты, а пошел в германскую армию». Однако партизанской войны против Красной армии они не вели. Этому не способствовала как степная местность Юга России, так и быстрое продвижение немецких войск летом 42-го. Потом, когда немцы отступили из казачьих районов, казаки, выступавшие на их стороне, предпочли отступить вместе с вермахтом, а не вести партизанскую борьбу на родине. Очевидно, казаки уже не верили в победу Германии и считали продолжение войны партизанскими методами бессмысленным, так как не ожидали, что германская армия когда-нибудь сможет вновь занять казачьи области. Они рассчитывали найти убежище где-нибудь в Европе, но, как известно, подавляющее большинство казаков, ушедших с немцами, было выдано англичанами Советам в 1945 году и в лучшем случае оказалось в ГУЛАГе.
У кавказских горцев, калмыков, крымских татар, в отличие, скажем, от украинских националистов, даже мысли не могло возникнуть, чтобы ориентироваться на помощь не Германии, а Англии и США. Ведь в колониях Британской империи тоже вели борьбу за независимость десятки и сотни миллионов их единоверцев-мусульман. Египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру и его соратникам из движения «Свободные офицеры» никто впоследствии не ставил в вину контакты в годы войны со странами Оси. Если бы кавказские народы добились независимости, их бы тоже вряд ли кто попрекнул тем, что они принимали помощь от людоеда Гитлера. Здесь мы подходим к принципиально неразрешимому вопросу морального выбора отдельных народов и граждан СССР между Сталиным и Гитлером. Думается, что никто из них не может быть по большому счету зачислен ни в преступники, ни в праведники. И оценка роли большинства из них, тех, кто не запятнал себя преступлениями против человечности, сводится к банальному: «Нет в мире виноватых!»
Необходимо отметить, что среди тех, кто сражался против партизан, было немало людей подневольных, насильно мобилизованных немцами. «Идейные борцы» преобладали только в Прибалтике и среди народов Северного Кавказа. В большинстве остальных регионов значительная часть коллаборационистов шла на службу оккупантам лишь затем, чтобы получить кусок хлеба, или даже по принуждению, под угрозой репрессий против родных и односельчан. В «Справке о провокационных методах борьбы с партизанами», составленной в Москве в 1942 году, утверждалось: «Не имея достаточных резервов для борьбы с партизанами, в июле 1942 года немецкое командование приступило к насильственной мобилизации мужчин в возрасте от 20 до 35 лет в карательные отряды в районах Борисов, Бобруйск, Могилев. У каждого мобилизованного отбирается подписка, что если он не выполнит требований немецкого командования в борьбе против партизан, то его семья будет расстреляна. Из-за боязни уничтожения семей многие из мобилизованных с оружием в руках борются против партизан».
Некоторым группам местных жителей удавалось добиться признания собственной автономии со стороны немецких властей при условии уплаты фиксированного натурального налога и не допущения на свою территорию советских партизан. Так, в частности, обстояло дело со знаменитой Локотской республикой на Брянщине, возглавлявшейся инженером Брониславом Каминским, а также с несколькими деревнями русских староверов под Полоцком. Предводительствуемые неким Зуевым, они заставили отступить посланный немцами карательный отряд, после чего оккупационная власть признала своеобразную «республику староверов» с центром в деревне Саскорки. Здесь была восстановлена частная собственность и открыты староверческие церкви. При отступлении немецкой армии Зуев с частью своих людей ушел на Запад. Другие староверы остались и начали партизанскую борьбу против Красной армии. Для этой цели немцы снабдили их оружием и продовольствием. Партизанские группы держались в лесах под Полоцком вплоть до 1947 года. Примерно до этого времени действовали и немногочисленные отряды армии Каминского, которые предпочли остаться в Локотском районе после его эвакуации осенью 43-го. И тех и других вдохновляла только идея борьбы против колхозов, большевиков, а староверов – еще и за сохранение своей веры Подчеркну, что эти отряды никакой связи с германским командованием не поддерживали, равно как после отступления немецкой армии с Северного Кавказа прекратилась такая связь с северокавказским антисоветским партизанским движением. Не было у немцев и никакого взаимодействия с отрядами Украинской повстанческой армии, продолжавшей сражаться в 1944–1945 годах против вновь занявшей Правобережную Украину Красной армии. Дело не пошло дальше разговоров представителей УПА с представителями германских разведорганов о возможности получения повстанцами немецкого оружия в обмен на передачу разведывательных данных о Красной армии. На практике УПА разжилось только тем оружием, которое немцы бросили при отступлении. У УПА все равно почти не было радиостанций, так что при всем желании она не могла снабжать немцев оперативной информацией. Главное же, такого желания просто не было у украинских повстанцев, которые еще с конца 1942 года политически стремились переориентироваться на США и Англию. Немцы же в этот период времени почти не имели транспортной авиации и в условиях господства советской авиации в воздухе и катастрофической нехватки горючего при всем желании не могли снабжать ни таких сомнительных союзников, как УПА, ни гораздо более надежных северокавказских партизан. Даже восставших чеченцев немецкая авиация снабжала рациями и оружием лишь во второй половине 42-го и в начале 43-го года, пока немецкие войска находились на Северном Кавказе и была надежда на взаимодействие с повстанцами. В последующем, даже пока вплоть до середины 1943 года сохранялось относительное господство люфтваффе в воздухе, немецкое командование не предпринимало попыток установить регулярную связь с чеченцами и другими антисоветскими партизанами, ограничиваясь посылкой отдельных инструкторов из числа местных уроженцев, главной задачей которых было формирование повстанческих групп. За год, с августа 1942 года до августа 1943 года на территорию Чечено-Ингушетии было заброшено по воздуху 8 десантных групп общей численностью 77 человек, в основном чеченцев и ингушей, а также несколько немецких офицеров и унтер-офицеров, в том числе радистов. Однако подавляющее большинство их было десантировано не позднее ноября 1942 года, в период германского наступления на Кавказе. Предполагалось, что эти группы и сформированные ими повстанческие (партизанские) отряды смогут непосредственно взаимодействовать с вермахтом, когда тот достигнет Чечено-Ингушетии. Люфтваффе, особенно после ухода немцев с Северного Кавказа, не занимались переброской в сколько-нибудь значительном количестве мин, взрывчатки, боеприпасов и радиостанций. Очевидно, в Берлине решили, что овчинка выделки не стоит. Никаким важным советским коммуникациям северкавказские повстанцы не угрожали, и затраты на их снабжение, с учетом потерянных самолетов, неизбежно превышали бы размер того ущерба, который они могли нанести Советам. Свои довольно скудные возможности по части транспортной авиации немцы предпочитали использовать для эвакуации из советского тыла особо ценных агентов и снабжения окруженных группировок немецких войск. Одна из таких попыток по снабжению якобы окруженного в Белоруссии полка полковника Шерхорна в действительности была одной из радиоигр советских чекистов, продолжавшейся с августа 44-го по май 45-го. Тогда благодаря немецким поставкам удалось более восьми месяцев снабжать всем необходимым бригаду особого назначения НКВД. Что же касается остатков каминцев в брянских лесах, то снабжать их никто и не думал, поскольку численность их не превышала несколько сот человек, да и специалистов по минно-взрывному делу среди них не было. Они, конечно, приносили определенное беспокойство войскам НКВД, но никакого влияния на ход борьбы на фронте не оказывали. Более или менее значительную роль играло антисоветское партизанское движение на Северном Кавказе, и то главным образом в короткий период германского наступления в этом регионе. Партизаны из числа горцев помогли захватить перевалы. Они также отвлекли на себя значительные советские силы – несколько дивизий НКВД. Но нельзя говорить об их существенном влиянии на обстановку на фронте.
