Жалобы дуче переданы на рассмотрение представителей высшего командования; генералу, в районе ответственности которого произошли упомянутые выше случаи, предложено расследовать наиболее вопиющие из них и доложить о результатах расследования мне, а также передать материалы расследования для принятия окончательного решения по ним командирам соответствующих частей. Эти офицеры также доложат мне о принятых мерах».
На суде Кессельринг свидетельствовал, что ни одно из расследований не подтвердило обвинений против немецких военнослужащих, упомянутых в приказе, хотя в других случаях сведения о нарушениях, совершенных военнослужащими, подтверждались, и тогда он отдавал их под суд. Часто на немцев, по словам Кессельринга, списывали деяния фашистов самого Муссолини, или переодетых в немецкую форму итальянских уголовников. Подобный результат не вызывает удивления. Опыт Второй мировой войны, равно как и практически все партизанские войны XX века, доказывают, что органы военной юстиции и командование крайне редко признают эксцессы, совершенные своими солдатами и офицерами в борьбе против партизан, и еще реже наказывают за это подчиненных.
Советские партизаны и их противники, как мы помним, совершали ничуть не меньше жестокостей, чем совершали партизаны и каратели на Балканах и в Италии.
В целом можно сделать вывод, что в Европе немцы боролись с партизанами теми же методами, что и на оккупированных советских территориях. На Балканах, как и в России, начиная с конца 1943 года основными способами активной борьбы с партизанами тогда, когда немцы не могли выделить крупные соединения полевых войск, стали охотничьи или егерские команды. Как пишут Ланц и Гейссер, «личный состав таких частей обычно состоял из молодых и опытных ветеранов немецких кампаний на других фронтах. Хорошо подготовленные физически и обученные жить в дикой природе в течение длительного периода времени, егеря мало зависели от колонн с припасами и могли преследовать партизан, зачастую обремененных ранеными, семьями и пожитками, в самых недоступных районах. Если этого требовала ситуация, егеря надевали на себя гражданскую одежду, маскируясь под четников или партизан, чтобы ближе подобраться к осторожному противнику. Если они выходили на большие силы повстанцев, части егерей, редко превышавшие по силе отделение, начинали наблюдать за ними и информировать об этом батальон или другие вышестоящие штабы. Ожидая подкрепления, они пытались получить дополнительные сведения о силе и диспозиции повстанцев. Хотя они и проводили успешные мелкомасштабные операции, частей егерей было слишком немного, чтобы они могли решающим образом повлиять на исход кампании против повстанцев». Они же отмечают, подтверждая правоту И.Г. Старинова, в 1944 году успевшему помочь Тито в организации минной войны на Балканах, что больше всего беспокойства немцам доставляли партизанские мины. Как англичане и американцы, так и русские поставили балканским партизанам значительное число противотанковых мин с неметаллической оболочкой, которые трудно было обнаружить. Они выводили из строя немецкие автомашины, а уцелевшие солдаты часто становились жертвами партизанских засад.
Бывший командующий немецкими войсками на Балканах Л. Рендулич в послевоенных мемуарах оправдывал взятие заложников: «Среди других форм преследования “домашних партизан” репрессии против населения рассматривались солдатами как нечто самое отвратительное. Но никаких других средств для прекращения или по крайней мере для ослабления поддержки партизан со стороны населения, кроме допускаемого международным правом взятия заложников, не было. Если немецкие солдаты продолжали погибать от действия партизан, заложников расстреливали. Как правило, заложников брали из тех слоев населения, которые симпатизировали партизанам, а также среди лиц, заподозренных в том, что они сами являются партизанами. Таким образом, население вполне сознавало ту опасность, которой оно само себя подвергало. Число диверсий благодаря этим мерам значительно уменьшилось, хотя, разумеется, прекратить их окончательно не удалось. Без этой меры, вызванной инстинктом самосохранения, масштабы партизанской войны стали бы поистине безграничными и привели бы немецкие войска к еще большим потерям. Бесспорно, что убийство невинных людей является противоестественным. Но ведь и немецкие солдаты, убитые партизанами столь противозаконным и коварным способом, были в равной степени невинными жертвами. Другого выхода из конфликта между человечностью и военной необходимостью не могло и быть».
Особую ожесточенность партизанской войны в Италии, как и в Югославии, придавало то, что в стране фактически шла гражданская война между двумя итальянскими правительствами, королевским и республиканским, между коммунистами, игравшими ведущую роль в партизанском движении, и фашистами. По некоторым оценкам, после победы в Италии партизаны убили более 50 тыс. сторонников Муссолини, которого они расстреляли в последние дни войны.
В целом проблемы правовой регламентации партизанской войны остаются нерешенными и по сей день. После Нюрнбергского процесса общепризнанной стала только недопустимость захвата и репрессий против заложников в ответ на действия партизан. Однако на практике заложничество заменяется массовыми казнями и иными репрессиями против мирного населения, обвиненного в пособничестве партизанам, причем основательность этих обвинений проверить практически невозможно. В результате очень часто страдают люди, заведомо невиновные. В то же время партизанам безусловно запрещены акции против мирного населения, равно как противостоящей им армии – карательные обстрелы и бомбардировки населенных пунктов, где действуют партизаны. На практике в современных партизанских войнах не соблюдается ни то, ни другое. Партизанам запрещается убивать неприятельских раненых и пленных, но не возбраняется уничтожать коллаборационистов. С этой точки зрения незаконными являются террористичечские акты в московском метро или взрывы гражданских самолетов, осуществленные чеченскими террористами, захват заложников в «Норд-Осте» и Беслане, но вполне законным – убийство пророссийского президента Чечни Ахмада Кадырова. Предполагается, что партизаны должны быть в форме и с ясно видимыми знаками различия. На практике же партизанам довольно трудно соблюдать требования какой-либо единообразной формы одежды. Однако расстрел на месте или после короткого военно-полевого судопроизводства партизан, попавших в плен в гражданской одежде или в форме противостоящих им войск и полиции, допускается только в условиях военного времени. Поскольку в подавляющем большинстве случаев после Второй мировой войны война партизанам и повстанцам не объявлялась, то такого рода экзекуции с формальной точки зрения являются незаконными, но военнослужащие и полицейские привлекаются за это к ответственности в редких случаях, обычно тогда, когда соответствующее происшествие получило широкую огласку. Надо также учитывать, что любому партизанскому движению, даже самому организованному, всегда сопутствует элемент стихийности, и оно, в свою очередь, порождает стихийные акты мести со стороны войск и полиции, а стихию, как известно, очень трудно ввести в правовые рамки.
И во Второй мировой войне, и до, и после нее, месть как правило осуществляется по схеме, блестяще спародированной еще в 1920 году Евгением Замятиным в рассказе «Арапы», написанном под впечатлением событий Гражданской войны в России: «Нынче утром арапа ихнего в речке поймали. Ну так хорош, так хорош: весь – филейный. Супу наварили, отбивных нажарили – да с лучком, с горчицей, с малосольным нежинским… Напитались: послал Господь!» Когда же арапы, в свою очередь, жарят шашлык из краснокожего, это вызывает совсем другую реакцию:
