Исследования Коха определили дальнейшее развитие бактериологии и задали международные научные стандарты в этой области.
Результатом своих экспериментов Кох объявил «первое удачное полноценное доказательство того, что человеческие инфекционные болезни, в том числе и важнейшая из них, имеют паразитарную природу»
[50]. В конце доклада ученый подвел итог: «В будущем в борьбе против этой страшной беды рода человеческого врачи будут иметь дело не с неопределенным Нечто, но с очевидным паразитом, условия существования которого по большей части известны и еще будут изучены»
[51]. Кох закончил свой доклад в полной тишине.
Ужасный туберкулез превратился в объект бактериологии, а его статус важнейшей болезни современности придал этой отрасли знания соответствующую репутацию
[52].
Роберт Кох сумел идентифицировать возбудителей трех болезней: сибирской язвы, туберкулеза и год спустя — холеры. Благодаря этим исследованиям он приобрел всемирную известность. В мае 1885 года Кох стал директором только что созданного Института гигиены в Берлинском университете. Со всего мира стекались студенты в его лабораторию на Клостерштрассе. Среди его учеников того времени многие стали впоследствии выдающимися учеными, среди них Эмиль фон Беринг, лауреат Нобелевской премии 1901 года за исследования в области иммунной терапии.
Ни одно научное направление не отражало веру в прогресс в такой степени, как бактериология. Она считалась наукой открытий и сенсаций, она стала «героической» ведущей отраслью медицины, где ученые добивались мирового признания. Политики и представители общественности почитали корифеев бактериологии как «людей, сражающихся со смертью и дьяволом»
[53]. Роберт Кох в Германии и Луи Пастер во Франции, сооснователи микробиологии и бактериологии, с готовностью приняли эту роль. И превратились в ожесточенных соперников.
Прусское государство поощряло исследования в университетах, поддерживало развитие исследовательских институтов. Исследованиями Коха весьма интересовалась и прусское военное ведомство. Коху было поручено обучение штабс-врачей — военных врачей, которые имели дело с бактериологией и поступали на службу в Императорское ведомство здравоохранения
[54]. Военная риторика стала частью медицины. Так, Кох говорил о «войне против мельчайших, но опаснейших врагов рода человеческого»
[55]. Цель медицины также определялась по-военному: полное уничтожение болезни.
Бактериологи видели «неполитический разум» возбудителя болезни, над которым можно было одержать победу исключительно естественнонаучными методами
[56]. Для государства обещания бактериологии и ее перспективы были привлекательнее и дешевле, чем социально-политические требования либералов, которые настаивали на радикальном улучшении условий жизни заболевших.
Бактериология изменила не только само понимание болезни, но и отношение к больным. В медицине вера в прогресс заставляла всё больше концентрироваться на новых методах и измерениях, а их могли гарантировать новые инструменты. Так, пульс стали измерять по секундной стрелке, а температуру по четко выверенной шкале и изображать в виде графика кривой. Теперь все телесные проявления подлежали измерению и подсчету: всё, что возможно, должно быть переведено в четкие данные и учтено статистически.
Медицина не зацикливалась больше на одной только постели больного: она переместилась в лабораторию. Всё, что происходит в теле человека, теперь можно было проверить экспериментально, проведя опыты на животных. Теперь пациент мог быть сведен к совокупности биологических процессов, происходящих в его теле, и это казалось гарантией научной объективности. Всякое религиозное, моральное или социальное толкование и осмысление его страданий стало рассматриваться как избыточное. Больной с его страхами, чувствами и страданиями отступал на задний план, вперед выступали его клинические симптомы — медицину интересовало не самочувствие больного, но «объективное» состояние вещей. История больного превратилась в историю болезни.
Естественные науки, включая развивающуюся медицину, опирались на мнения мировых авторитетов. Знаменитое высказывание Вирхова «Медицина есть наука социальная, а политика — не что иное, как медицина в особо крупных масштабах» свидетельствует о безграничной власти и авторитетности естественных наук, об их почти религиозном возвышении
[57]. Врачи стали играть в обществе ведущую роль. К их советам прислушивались в политике, они заботились о благополучии государства и индивидуума
[58]. Мишель Фуко назвал эту власть «медикализацией», когда болезнь трактовалась как «отклонение». Под медикализацией Фуко понимал переосмысление больного из страдающего субъекта в больной объект
[59].
Около 1900 года медицина как естественная наука достигла своего доминирующего положения. И успехи ее были действительно поразительны. Между 1880 и 1890 годами были открыты возбудители таких болезней, как проказа и малярия, холера и дифтерия, столбняк и пневмония, чума, сифилис и коклюш. Причины заболеваний становились всё четче и яснее.
И всё же бактериология с ее притязанием на абсолютное знание страдала от нескольких очевидных недостатков и изъянов. Методы и медикаменты, которыми наука предполагала бороться с инфекционными болезнями, заметно отставали от триумфального развития дисциплины. На каждого возбудителя требовалось свое лекарство, а для многих болезней, в том числе для чахотки, это означало «когда-нибудь потом».
Кроме того, медицина не в силах была объяснить многие факты, связанные с болезнью: например, почему смертность от туберкулеза с последней трети XIX века пошла на спад
[60] или почему болезнь прогрессировала не у всякого, кто уже был инфицирован. Основательные и обширные исследования 1900 года показали, что практически все люди так или иначе инфицированы туберкулезом, но лишь небольшая часть из них действительно заболевает. Очевидно, существует предрасположенность к туберкулезу, но существует и резистентность. Ведь были же действительно здоровые «носители бациллы»
[61].