Я хочу ударить его по руке, но боюсь промахнуться и опрокинуть ему на колени жидкость (предположительно цвета фуксии), поэтому держу руки при себе.
После того как мы доедаем гранатовый суп, Натаниэль возвращается с последним блюдом.
– Это вишневые трюфели из темного шоколада ручной работы. – Он делает паузу. – Мы всегда советуем парам угощать ими друг друга.
– О, мы не пара, – говорю я.
– Без этого опыт не будет полным.
– Мы должны делать то, что он говорит, – настаивает Доминик, а затем повышает голос, чтобы диктофон уловил слова: – Эта запись свидетельствует о том, что Шай Голдстайн не хотела, чтобы я дотрагивался до ее рта.
– Ничего не имею против твоих рук. В моем рту бывали вещи и похуже, – ласково говорю я.
– Слишком пикантно для общественного радио, – говорит Доминик, щелкая языком.
– Шай, не стесняйтесь, – говорит Натаниэль, пытаясь сдержать смех.
Я вожу рукой по столу, пока не нахожу трюфель. Хватит на один укус, но наверняка он чертовски насыщенный по вкусу.
– Самолет готовится к посадке, – говорю я, поднося трюфель туда, где, как я полагаю, находится рот Доминика.
– О да, нет ничего романтичнее, чем фантазии о том, как кормишь привередливого ребенка, – говорит он. Я, видимо, врезаюсь шоколадом в щеку, потому что он добавляет: – Посадочная полоса немного левее.
Я осторожно маневрирую вдоль щетинистой щеки по направлению к его рту. Нашла. Он приоткрывает губы, чтобы сделать небольшой укус. Его зубы царапают мои пальцы, и, о господи, такого чувства во время обеда я еще никогда не испытывала. На контрасте с жесткой щекой его губы такие нежные – я чувствую, как шоколад тает у меня на пальцах.
– Прости, – говорит он колючим голосом, от которого моя рука дрожит у его рта, а сердце совершает нечто аналогичное в грудной клетке. – Господи, это восхитительно.
Он еще раз тянется за шоколадом, и его язык касается кончиков моих пальцев. Дыши. Ты сможешь. Ты сможешь покормить Доминика Юна трюфелями, не грохнувшись в обморок.
Только вот всякий раз, когда мы взаимодействуем, я вновь представляю нас у той стены – то, как он наклоняется ближе и ближе, пока между нашими телами не остается никакой дистанции. То, как он множеством различных способов использует свой язык и зубы и лакомится девушкой так же, как этим кусочком шоколада.
Я надеюсь, Натаниэль понимает, что это место опасно. Мы сидим в темном ресторане, созданном для того, чтобы люди мучили друг друга, но такова наша работа. И подобные чувства с моей стороны непрофессиональны.
Наконец настает его черед – э-э-э – покормить меня. Наверняка это не будет так же неловко, как ощущение его зубов на моей коже, но он достигает моего закрытого рта за секунду до готовности и до того, как я успела осмыслить все, что происходит. Он раздвигает мои губы одним нежным движением пальцев, а затем просовывает туда кусочек самого декадентского шоколада, что я когда-либо пробовала.
– Нравится? – спрашивает Доминик. Внезапно он звучит гораздо ближе, чем просто напротив.
Нет. Этот трюфель абсолютно непристойный. Меня настораживает то, как мои зубы царапают его пальцы. Настораживает сладость шоколада и соль его кожи. Настораживает то, что мне приходится сжать бедра, лишь бы обезопасить себя от чувства, которое зарождается между ними и требует высвобождения.
Это не эротическая прелюдия. Это работа.
Может быть, мы и морочим головы своим слушателям, но теперь темнота и близость морочат голову мне, превращая раздражение в какое-то сумасшедшее влечение к нему.
– Очень, – выдавливаю я, и меня настораживает то, как после этого я до конца недели безумно хочу шоколада.
Твиттер
Сафрон Шоу (✓) @saff_shaw
хорошей всем пятницы, дорогие!!! сегодня в #сафрек – подкаст под названием @TheExTalk
пока что вышло только несколько выпусков, но ведущие такие очаровательные и НАСТОЯЩИЕ! послушаем-ка их, чтобы они записали еще, ага? ☮
Ответы: 247 Ретвиты: 9,2К Лайки: 16К
14
Топ-100 «Айтюнс».
После твита Сафрон Шоу мы забираемся на девяносто седьмую позицию в пятницу днем и находимся там все выходные. Твит замечают Mary Sue, Vulture и подкаст НОР о поп-культуре. Количество моих подписчиков подскакивает до трех, пяти, восьми тысяч. Я больше не поспеваю за оповещениями, и в какой-то момент хэштег «шайминик» попадает в «актуальное».
Просто с ума сойти.
В понедельник мы празднуем. В девять Кент приносит пончики, в десять – открывает шампанское, а в полдвенадцатого уводит нас на длинный ланч. После этого мы почти не работаем.
У меня кружится голова: от шока в связи со внезапно обрушившейся на нас славой и давления от необходимости сохранить ее, да, но и по какой-то другой причине. На станции все чествуют Доминика как героя, что в обычной ситуации заставило бы меня закатить глаза. Но нужно отдать ему должное – он действительно помог всему этому случиться. Во время подготовки к первому выпуску я больше всего волновалась из-за своего голоса. И хотя я, наверное, никогда не смогу слушать себя в записи, я надеялась, что лгать будет просто. Ведь мы всего лишь рассказывали историю.
Только вот по твитам настолько очевидно, что наши слушатели верят каждой детали фальшивых отношений и тщательно продуманного расставания, что я не могу не спросить у себя, на чью бы сторону встал мой отец. Люди так быстро вложились в эту выдуманную историю, что теперь уже не важно, как Кент представил ее совету директоров.
И все же вот он, Доминик – убежденный защитник Журналистской Правды, купающийся в лучах славы и разрешающий Кенту купить себе еще одно пиво.
– Тебе вниз?
Он появляется у лифта как раз в тот момент, когда я стою в ожидании. Как ни странно, этого ни разу не случалось с момента создания передачи. Я всегда уносилась домой, чтобы погулять со Стивом, а Доминику, судя по всему, нравилось работать допоздна.
– Вообще-то собиралась навестить стартаперов с шестого этажа, – говорю я ему. – Делают виртуальный гольф-клуб – кажется, хорошие ребята.
– Никогда бы не подумал, что тебе нравится гольф.
– Я сложное и многогранное человеческое создание.
В ответ я получаю ухмылку.
– Знаешь, оказывается, слава – не так уж и плохо.
– То есть тебе нравится, что у тебя почти 10 000 подписчиков?
– Не язви только потому, что у тебя 9000.
– 9500.
И я уверена, что спонсоры скоро завалят нас обоих предложениями. Но все же стараюсь поменьше смотреть на упоминания, потому что некоторые просто не умеют разделять нашу личную и профессиональную жизнь. Само собой, передача размывает границу между ними, а кадры со знаменитыми расставаниями из кино, поверх которых одна из слушательниц наложила наши с Домиником лица, позабавили меня. Ладно, я их даже ретвитнула.
