– Наверное, мне еще нужно многое сделать, – заканчиваю я, не совсем понимая, что под этим имею в виду.
– Это отличное денежное вложение, – говорит Фил. – Покупка дома – всегда хорошее решение. Кто-нибудь из моих детей наверняка с радостью поможет тебе с покраской или починкой.
У Фила трое сыновей и дочь. Все члены семьи Аделеке высокие, в отличной физической форме и счастливы в браке – у большинства уже есть дети. Пару месяцев назад мы с мамой впервые отметили Рождество с большой семьей Фила, отказавшись от собственной еврейской традиции: китайской еды за просмотром фильма. Сперва я колебалась, потому что мне нравилось проводить это время с мамой, но нас встретили так тепло и радушно, что сохранять кислую мину было невозможно.
– Спасибо, – говорю я. – Ловлю вас на слове.
Стакан разлетается на куски; мама застенчиво улыбается.
– Простите, – говорит она, когда официант подбегает, чтобы прибраться.
– Ты в порядке, Лианна? – спрашивает Фил.
Она сжимает ярко-красные губы и кивает.
– Все хорошо. Да. Я в порядке. – Рука снова поглаживает горло. – Фил, я… Я хочу кое-что сказать.
Только не это. Не может же она вот так расстаться с ним? Не перед всеми нами, не на людях. Моя мать слишком утонченная для этого.
Амина так же озадачена, как и я. Мы все кладем вилки и наблюдаем за тем, как мама отодвигает стул и встает, дрожа всем телом. Господи – она что, больна? Может быть, ради этого ужин и затевался – чтобы она могла рассказать нам всем одновременно?
Сводит живот, и внезапно подкатывает тошнота. Мама – это все, что у меня есть. Не могу же я еще и ее потерять.
Но затем она ухмыляется, и, когда она начинает говорить, я вздыхаю с облегчением.
– Фил, – говорит она с интонацией, которую я прежде никогда не слышала. Она кладет ладонь ему на руку. – Знаю, мы встречаемся всего одиннадцать месяцев, но для меня это лучшие месяцы за очень, очень долгое время.
– И для меня тоже, – говорит он. Его темное морщинистое лицо расплывается в улыбке. Он как будто знает, к чему все идет, и я, кажется, тоже. Наверняка она предложит ему съехаться. Странно, что это происходит на публике, но мама всегда все делает по-своему. «Такая уж она – Лианна», – говорил мой папа, пожимая плечами, когда она готовила суп в блендере, а затем грела его в микроволновке, или настаивала на том, чтобы мы вырезáли тыквенные фонари для Хэллоуина в начале сентября.
– После смерти Дэна я думала, что второго шанса уже не будет. Я думала, что нашла своего человека, а теперь его больше нет и все кончено. Но ты всегда меня выручал, так ведь? Всегда сидел рядом, играл на скрипке. Сначала я влюбилась в твою музыку, а потом и в тебя. Ты, как и я, прекрасно знаешь, что горе никогда не проходит полностью, но ты дал мне возможность понять, что любовь может идти с ним рука об руку. Я больше не хочу жить отдельно. Поэтому… – Тут она делает паузу и выдыхает. – Филип Аделеке, ты женишься на мне?
В комнате воцаряется мертвая тишина; все глаза прикованы к нашему столику и наблюдают за предложением. Мое сердце колотится сильнее, чем перед прямым эфиром, и краем глаза я вижу, как Ти Джей сжимает руку Амины в своей.
Фил вскакивает с места так быстро, что опрокидывает еще один стакан воды, – может быть, они действительно созданы друг для друга.
– Да, Лианна, да, – отвечает он. – Я так сильно тебя люблю. Да, да, да.
Когда они целуются, ресторан взрывается аплодисментами. Официант приносит бокалы шампанского. Амина смахивает слезы и спрашивает, знала ли я, что это произойдет, знала ли, что мама планирует это сделать. Нет, отвечаю я, не знала.
Я заставляю себя встать с места, чтобы поздравить их: маму и… отчима? Во мне бушует слишком много чувств, и лишь некоторым из них я могу дать название. Конечно же я счастлива за них. Я хочу, чтобы мама была счастлива. Она заслуживает этого.
Просто я так много лет провела в убеждении, что никто не сможет заменить мне отца, что и представить не могла себе подобное.
Амина засыпает их вопросами о свадьбе. Оказывается, Фил планировал сделать маме предложение в эти выходные, но она его опередила, потому что хэштег «феминизм». Хотим сыграть свадьбу как можно скорее, говорят они. Само собой, на приеме выступит квартет из оркестра.
Наконец Фил умыкает маму из ресторана, чтобы «отпраздновать» (как будто мы все не понимаем, что это значит), оставив Амину, Ти Джея и меня допивать шампанское.
– Лианна Голдстайн – моя героиня, – говорит Амина. – Поверить не могу, что мы только что были свидетелями такого события.
Хотела бы и я так сказать: что Лианна Голдстайн – моя героиня, ведь она заслуживает этого за то, что так много сделала. За то, что дала мне время, чтобы осмыслить смерть папы наедине с собственным терапевтом, а затем вместе со мной ходила на семейные консультации. За то, что убедила меня, что мы все еще можем быть семьей, пускай нас и осталось всего двое. Маленькая, но крепкая, говорила она. Она всегда знала, что я буду работать на радио, хотя до сих пор шутит, что я могла бы, по крайней мере, пойти на компромисс и найти работу на станции классической музыки.
– Ты в порядке? – спрашивает Ти Джей, когда мы собираемся. Он прячет светлые волосы под вязаную шапочку. – Я знаю, это странно. Мои родители тоже нашли себе новых партнеров и поженились, и чтобы привыкнуть к такому, определенно нужно время.
– Никогда бы не подумала, что попаду на свадьбу своей матери прежде, чем на собственную. – В моей голове эта фраза звучит как шутка. Но когда я ее произношу, мне совсем не смешно.
Амина сжимает мою руку.
– Это сложно переварить с ходу. Не торопись и попытайся все осмыслить, хорошо?
Я киваю.
– Удачи на собеседовании, – говорю я, копаясь в сумке в поисках ключей, когда мы выходим в прохладную сиэтлскую ночь. В доме будет так тихо, когда я вернусь. В нем всегда тихо. – Уверена, что не хочешь заглянуть и посмотреть какой-нибудь ужасный сериал?
– Шай. Я люблю тебя, но пора научиться жить одной в собственном доме. Мне что, опять проверить, нет ли под твоей кроватью монстров?
– Не откажусь.
Амина качает головой.
– Заведи собаку.
* * *
Зайдя домой, я тут же везде включаю свет и включаю новый выпуск любимого комедийного подкаста. Уже почти девять; я слишком долго не проверяла почту, хотя и глянула ее пару раз, пока бегала в туалет. (Но этого было достаточно, чтобы мама поинтересовалась, все ли со мной в порядке – малость неловко осознавать, что мать взрослой женщины озабочена состоянием ее кишечника.)
Я завариваю чай и устраиваюсь на диване с рабочим ноутом. Мне правда нравится помогать другим рассказывать истории, а не рассказывать их самой. У Паломы это получается лучше, чем когда-либо получалось у меня. Хотя мы и не всегда рассказываем истории, которые предпочитаю я – масштабные эпопеи о человеческом опыте, которые можно услышать лишь на станциях с бо́льшим бюджетом. Но что, если под «мне нравится» я на самом деле имею в виду «я довольствуюсь»?
