Угадал, обитательница драгоценности поняла, что хитрость не сработала, и с последними силами попробовала вырваться, но по забавной случайности только усложнила свое положение. От ее рывка я потерял равновесие и рухнул на кровать, добавив к давлению рук еще и тяжесть своего тела.
Безликая погань этого не выдержала, издала протяжный хрип и лопнула в моих руках, словно воздушный шарик. Спасибо еще ничем не забрызгала, а то под конец она здорово напоминала огромного опарыша.
Но ускорение мне этот взрыв придал немалое, потому в комнату я не упал, а влетел. Причем не абы как, а приложившись спиной о стенку. Хорошо так приложившись, внутри, как мне показалось, даже что-то хрустнуло.
А еще сверху на меня упала ваза, стоявшая там с незапамятных времен. Сам не понимаю, как я ее поймать сумел.
«Живой? – прозвенел в ушах все тот же голос. – Ну надо же!»
Мне показалось, или радости в нем больше, чем язвительности? Да нет, наверное, показалось.
– Живой. – Я, охнув, поднялся на ноги. – Однако, ночка выдалась. Даже и не знаю, стоит ложиться спать, нет…
– Лучше ляг, поспи, – раздался голос подъездного, он стоял у входа в комнату. – А то обчество не знает уже, что ты еще нынче учудишь. Сам посуди: то снова Марфа Петровна пожалует, то зеркало путь в туманы откроет, то вон, ты проклятую вещь в дом припрешь. А, нет, не проклятую. Излечил ты ее, выходит. Но все одно – поспал бы ты, Валера. И мы бы прилегли, а то ведь маята сплошная.
– Прими мои извинения, Анисий Фомич. – Покаянно повесил голову я. – И родне своей их передай. Ну, надо так, понимаешь? Нет у меня выбора. Но сразу скажу: ведьм в доме в ближайшее время не ожидается и всего остального тоже. А еще я обчеству торт закажу размером с колесо, чтобы всем хватило. Классический какой-нибудь, «Прагу» там или «Полет». «Добрынинский» могу. Он сильно вкусный.
– Торт – это хорошо, – оживился подъездный. – Но насчет сна… Перекури да ложись. Тебе же еще на работу идти!
– Ну да, ну да. – Я положил кулон в ящик и вытянул сигарету из пачки. – Только вот что, Анисий Фомич, просьба у меня есть большая. Ты никому ни про Марфу, ни про дверь на болота, ни про кулон не рассказывай, ладно? Не кличь беду на дом. И остальных предупреди от греха.
– Уж не сомневайся, – заверил меня подъездный. – Никто ничего уже и не помнит. Все, иди курить и баиньки!
Глава девятая
Я не обманул подъездного – в моей квартире установились покой и тишина. Никто не ломился в дверь ни с утра, ни вечером, и продолжалось это счастье аж до субботы. Впрочем, и там обошлось без визитов, поскольку Карл Августович подниматься наверх, на мой этаж, не стал. Он ждал меня около подъезда, сидя на лавочке и безмятежно щурясь на ласковое утреннее солнышко. Ну а чего? Он же накануне позвонил, учтиво поинтересовался, не изменились ли мои планы в его отношении, а после сообщил, что в случае необходимости он готов уступить свое место даме. Читай – Марфе Петровне. Само собой, хитрый антиквар заранее знал, что «нет» не услышит, но он не мог не продемонстрировать свою осведомленность в отношении недавних ночных событий. Нет, о детальном знании речь не шла, но хороший блеф – половина дела. А еще я был уверен в том, что въедливого старикашку на самом деле просто распирает от желания узнать, как именно мне в компании с ведьмами удалось раздобыть кулон, вот только фигушки, я себе не враг. Сообщение о том, что данный тендер закрыт, разослано? Ну и все на этом. Далее – тишина.
– Чудное утро, мой мальчик! – сообщил мне Шлюндт, как только я вышел из подъезда, и приветственно приподнял забавную старомодную шляпу в дырочку. – Прекрасное, замечательное утро!
– Полностью согласен, – подтвердил я. – Для наших затей самая та погодка, Карл Августович. Не жарко, не холодно, да и земля после недавних дождей, небось, уже подсохла.
– Думаю, что так. – Покивал антиквар. – Валера, задержись, пока в машину не садись, хочу тебе пару слов наедине сказать. Вон те ребятки со мной работают недавно, моего полного доверия пока не заслужили.
Антиквар имел в виду пару крепких парней, занявших место безвестно сгинувших прежних телохранителей. Безвестно для всех, кроме меня. Впрочем, и я точно не скажу, на какое именно расстояние подмосковные кроты растащили кости неудачливых кладоискателей. И да, мне их тогда не жалко было, и сейчас никаких угрызений совести я по поводу сделанного не испытываю. Эти двое меня убили бы и глазом не моргнули. Вся разница только в том, что мое тело со временем обнаружилось бы, а их так и не отыскали, вот и все.
Хотя нет. Еще за них никто мстить не станет, потому что они никому не нужны. А вот батя, узнав о том, что меня больше нет, пожалуй что и устроил бы свое личное расследование с последующими судом и казнью. Денег потратил бы вагон, но этих гавриков отыскал, благо наследили они все же крепко. И дело тут не в великой любви ко мне, а в том, что никто не смеет посягать на собственность Анатолия Швецова, будь то его бизнес, дом, дерево или сын. А если посмел, будь готов к тому, что за это ответишь. Такой у него жизненный принцип, он весь в этом. И вообще, Флавий Вегеций все верно говорил: тот, кто хочет мира, должен быть готов к войне.
Иногда мне кажется, что, может, отец и прав, только так надо жить. Но при этом осознаю, что не способен к подобному. Наверное, потому что не получится у меня существовать в постоянной готовности к войне, не по мне это. Впрочем, правило отвечать ударом на удар он все же в меня вбил намертво, и вот оно-то никуда не делось.
Короче, эти новенькие не сильно и отличались от стареньких. Возникало впечатление, что они вообще родня. Ну или что Шлюндт как-то навострился выводить себе подручных с помощью инкубатора. Возраст в районе тридцатки, легкие пестрые рубахи, шлепки, сигаретки, прилипшие к губе, и равнодушный взгляд людей, готовых с одинаковым усердием кушать шашлык или ломать ребра. В зависимости от приказа хозяина.
– Надежные люди – в наше время большая редкость, – согласился я с антикваром. – Так мой отец говорит.
– Достойнейший человек. – Поднял указательный палец вверх Шлюндт. – Даже не будучи ему представленным, уверен в этом.
– Да, мне тут мама звонила, – вспомнил я. – Карл Августович, вам не стыдно?
– Что такое? – неподдельно удивился антиквар и сдвинул седенькие брови. – Что случилось?
– Что случилось? – рассмеялся я. – Маму чуть сердечный удар не хватил, когда она увидела, что именно ей курьер от вас доставил. Вернее, когда осознала, что держит в руках подлинник, а не копию. Я, признаться, подумал, что вы в шутку тогда сказали про набросок Поля Эллё, а оказалось – всерьез подарили.
– Какие шутки? – изумился Шлюндт. – Как же можно? Обещал – сделал, таков уж я. И рад, что угодил Марине Леонидовне.
– Мама в восторге, – подтвердил я, – в совершеннейшем. Уже заказала багет и подготовила место в своей экспозиции. На самом деле вы ей очень угодили, поверьте. У нее есть две поздних работы Эллё, она их на одном аукционе в Женеве прикупила лет десять назад, но тут-то ранний.
