– Да, сэр.
– Что она сказала?
– Она призналась, что Элеонора Марлоу пообещала ей деньги за
заверение подписи под завещанием и в дальнейшем вручила ей за это тысячу
долларов. Завещание было составлено с нарушением правил, и мой брат не знал его
содержания. Роза Килинг сомневалась, подписывал ли он его вообще: ее не было в
палате, когда оформлялся документ. В такой ситуации она считала, что тысяча
долларов от Элеоноры Марлоу, полученная в результате продажи драгоценностей,
которыми миссис Марлоу также завладела мошенническим путем, должна быть
возвращена мне. Поэтому она дала мне чек на тысячу долларов, чтобы ее не мучила
совесть.
– Об этом вы говорили у нее на квартире?
– Да.
– Утром семнадцатого?
– Да.
– И в то время она передала вам чек, на котором стоит ее
подпись?
– Да.
– А когда вы сказали, что подпись Розы Килинг под этим
письмом является истинной, я предполагаю, что вы частично руководствовались
сравнением с подписью на чеке?
– Да.
– А откуда вы знаете, что подпись на чеке является истинной?
– Во-первых, потому, что я видел, как она его подписывала, а
во-вторых, банк акцептовал его.
– Чек у вас с собой?
– Да.
– Я хочу на него посмотреть и хочу, чтобы он был приобщен к
делу в качестве доказательства, – заявил Мейсон.
– Это незаконно, не относится к делу и несущественно, –
выразил протест Гановер.
– Это один из документов, на который ссылается свидетель,
заявляя, что письмо подписано усопшей, – ответил Мейсон.
– Но она сама сообщила ему, что написала письмо, – возразил
Гановер.
– Так утверждает свидетель, но, к сожалению, Розы Килинг нет
в живых, чтобы подтвердить или опровергнуть его показания. Заявляя, что подпись
является истинной, свидетель основывается на сравнении с подписью под другим
документом, находящимся в его собственности. Естественно, при таких
обстоятельствах я имею право на изучение этого документа.
– Хорошо, – неохотно согласился Гановер. – Если вы хотите,
чтобы это дело продолжалось бесконечно, я думаю, вы имеете право растягивать
его то под одним, то под другим предлогом. Покажите ему чек, мистер Эндикотт.
Ральф Эндикотт достал бумажник, вынул оттуда удостоверенный
чек, который ранее показывал Мейсону, и сказал:
– Пожалуйста, будьте очень осторожны с этим чеком. Я не
хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Это доказательство.
– Естественно! – ответил Мейсон. – Секретарь проштампует его
прямо сейчас.
Секретарь сразу же поставил штамп на чеке.
– Когда вы ушли из квартиры Розы Килинг?
– Я уже обсуждал это с вами и лейтенантом Трэггом. Я ушел
примерно в восемь тридцать. Я могу отчитаться за каждую минуту этого дня.
– Пока это все. Может, мне придется задать вам пару вопросов
позднее. Ваша честь, я хотел бы, чтобы этот чек сфотографировали.
– Хорошо, – согласился судья Осборн.
– Я останусь здесь, пока не получу чек обратно, – со
свирепым видом заявил Эндикотт. – Я не возражаю, чтобы вы его фотографировали,
но требую вернуть его мне.
– Мы сделаем фотостат в первый же перерыв, – успокоил его
секретарь. – Это займет не более десяти минут.
– Прекрасно. Я думаю, мистер Эндикотт все равно хочет
остаться на слушании дела, – заметил судья Осборн, улыбаясь Эндикотту.
– Меня это вполне устраивает. Я задержусь, – сказал Ральф
Эндикотт и проследовал в дальние ряды зала, где сидели его брат и сестра.
– Лейтенант Трэгг, пожалуйста, вернитесь для дачи показаний,
– пригласил Гановер, и Трэгг снова уселся в свидетельское кресло.
– Господин лейтенант, я показываю вам сделанную под копирку
копию письма, адресованного Марлин Марлоу, и спрашиваю: где вы ее взяли?
– Мне передал ее мистер Ральф Эндикотт.
– Что вы с ней сделали?
– Показал обвиняемой.
– А что она сообщила вам относительно письма?
– Призналась, что получила оригинал по почте и уничтожила
его.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – обратился
Гановер к Мейсону.
– Лейтенант Трэгг, вы заявили, что несколько раз спрашивали
обвиняемую, выкладывала ли она теннисные принадлежности таким образом, как
показывает фотография, рядом с дверцей шкафа, с целью подтверждения своего
рассказа, и что она отказалась в этом признаться?
– Да.
– Вам не кажется, господин лейтенант, что подобная
интерпретация является пристрастной и предвзятой?
– Что вы имеете в виду?
– Другими словами, у вас полностью отсутствовали
доказательства, которые бы указывали на то, что обвиняемая поместила теннисные
принадлежности рядом с дверцей?
– Я был абсолютно уверен, что она это сделала. Если Роза
Килинг в предыдущий день написала ей это письмо, и собирала вещи, чтобы уехать
из города семнадцатого, и принимала ванну перед отъездом, то она, естественно,
не планировала играть в теннис.
– Но, господин лейтенант, откуда вы знаете, что она собирала
вещи?
– Она упаковывала два чемодана. Один из них был уже
полностью готов, а второй – наполовину.
– Вы имеете в виду, что второй был наполовину распакован, не
так ли?
– Я имею в виду, что он был упакован! Она упаковывала вещи.
– А откуда вы знаете, что она их не распаковывала?
– А откуда я все знаю? – разозлился лейтенант Трэгг. –
Доказательства на месте. Их можно увидеть. Женщина упаковывала вещи.
– Господин лейтенант, посмотрите вот на эту фотографию
спальни. Я хочу обратить ваше внимание на стопку вещей, которые сложены на
комоде.
– Да?
– Вы видели эти вещи?
– Да.
– Что это за вещи?
– Это вещи, которые она уже сложила и готовилась упаковать в
чемодан.
– Вы внимательно рассматривали эту стопку? – спросил Мейсон.
– Да, господин адвокат.
– Вы не нарушали порядок, а только просмотрели?
– Я заглянул с одной стороны, с другой, просто чтобы знать,
что в ней.
– И что в ней оказалось?
