Приступив к осуществлению этих угроз, в тот же день он приказал отправить ее работать в прядильню, где мы и оставили ее в предыдущей главе. Он заверил девушку, что если она не уступит желаниям своего господина, то путь ее лежит на плантацию, с плантации — в тюрьму, из тюрьмы — к позорному столбу, а оттуда, наверняка, в могилу.
Глава 9
Сердце Леонсио пылало безумной и всепоглощающей страстью. Он не мог смириться с отказом и отложить исполнение своих похотливых притязаний. Нервно расхаживая по дому, он будто бы отдавал распоряжения по Хозяйству, которое отныне целиком взял на себя, на самом же деле он подстерегал каждое движение Изауры, стремясь застать ее одну, чтобы вновь, с еще большей настойчивостью, добиваться осуществления своих низменных желаний. Из окна он увидел, как рабыни-пряхи пересекали двор, торопясь на ужин, и отметил, что Изауры среди них нет.
— Отлично! Все идет превосходно, — прошептал Леонсио с удовлетворением. В эту минуту ему в голову пришла счастливая мысль приказать управляющему отправить всех рабов на кофейную плантацию. Таким образом он оставался с Изаурой почти наедине в просторных пустынных помещениях фазенды.
Мне скажут, что, раз уж Изаура была рабыней, Леонсио, чтобы остаться с ней наедине, не нуждался в подобных ухищрениях. Ему стоило лишь приказать, и ее привели бы к нему добровольно или силой. Конечно, он мог бы так поступить, но власть красоты, даже принадлежащей рабыне, в сочетании с благородством души и превосходством ума, внушают почтительность даже и более развращенным и испорченным людям. А поэтому, несмотря на весь свой цинизм и упрямство, Леонсио не мог в глубине души не испытывать определенное уважение к добродетелям этой необыкновенной девушки, не мог не обращаться с ней с большей деликатностью, чем со всеми другими рабами.
— Изаура, — сказал Леонсио, продолжая диалог, прерванный нами в самом начале, — знай, что теперь твоя судьба находится полностью в моих руках.
— Как всегда, сеньор, — смиренно ответила Изаура.
— Сейчас более, чем когда-либо. Мой отец скончался, и тебе известно, что я его единственный наследник. Малвина, по причине, о которой ты, конечно, догадываешься, покинула меня, она уехала к своему отцу. Таким образом, сегодня я единственный кто всем распоряжается в этом доме. Итак, я полновластный хозяин твоей судьбы, Изаура. Ты, конечно, понимаешь, что только от твоего согласия зависит и твоя жизнь.
— От моего согласия? Нет, сеньор, моя жизнь зависит только от воли моего господина.
— И я желаю, — ответил Леонсио самым нежным голосом, — всей душой сделать тебя самой счастливой на свете. Но как я могу сделать это, если ты упорно отказываешь мне в радости, которую только ты способна подарить мне?
— Я, сеньор? Ради всего святого, предоставьте жалкую рабыню ее судьбе, вспомните о сеньоре Малвине, такой красивой, такой доброй и любящей вас! Мой господин, заклинаю вас ее, именем, не останавливайте свой выбор на бедной пленнице, во всем готовой вам повиноваться, кроме того, о чем идет сейчас речь…
— Послушай, Изаура. Ты еще слишком молода и не в состоянии должным образом оценивать события. Когда-нибудь, но, боюсь, с роковым опозданием, ты раскаешься в том, что отвергла мою любовь.
— Никогда! — воскликнула Изаура. — Я бы совершила низкое предательство по отношению к моей госпоже, если бы согласилась внимать ласковым словам моего господина.
— Наивная щепетильность… Послушай, Изаура. Моя мать, оценив твою красоту и живость ума, а может потому, что у нее не было дочерей, постаралась дать тебе образование как своей родной дочери. Она очень любила тебя и если не освободила, — то только из страха потерять. Она хотела навсегда удержать тебя при себе. Ею руководила любовь. Как же я могу отпустить тебя, я, любящий тебя иной любовью, гораздо более пылкой и восторженной, любовью, не знающей границ, любовью, грозящей мне сумасшествием или самоубийством, если… Но что я говорю! Мой отец, господи, прости его, погнавшись за выгодой продать тебя за горсть золота, безумец, готов был совершить святотатство! Святотатство!.. Я бы счел оскорблением для себя, если бы кто-нибудь осмелился предложить мне деньги за твою свободу. Ты свободна, потому что господь не мог создать столь совершенное существо, определив ему в удел рабство. Ты свободна, потому что такова была воля моей матери, и так хочу я. Но, Изаура, любовь моя к тебе безгранична, я не могу, не в силах расстаться с тобой! Я умер бы от отчаяния, если бы мне пришлось отдать бесценное сокровище, которое небо предназначило мне, к которому днем и ночью устремлены мои помыслы и желания…
— Простите, сеньор, я не могу вас понять. Вы говорите, что я свободна, и не позволяете мне ни идти, куда я хочу, ни распоряжаться моим сердцем?
— Изаура, если ты захочешь, то будешь не только свободна, ты будешь госпожой, повелительницей в этом доме. Любые твои приказания, самые незначительные капризы будут тотчас же исполняться, а я, как нежный и преданный любовник, окружу тебя заботой, лаской, роскошью, всем, что только может пожелать очаровательная возлюбленная! Малвина покинула меня. Тем лучше! Зачем она мне, зачем мне ее любовь, если у меня есть ты? Пусть расторгнутся узы, скрепленные расчетом! Пусть она навсегда забудет меня, а я обрету безграничное счастье в объятиях моей Изауры, и никогда не вспомню о прошедшем.
— Ваши слова приводят меня в ужас. Неужели вы способны забыть и пренебречь любящей и ласковой, наделенной очарованием и добродетелями женщиной, такой, как сеньора Малвина? Мой господин, простите меня за откровенность, оставить такую красивую, верную и добродетельную женщину из-за любви к бедной рабыне, было бы с вашей стороны легкомысленно и опрометчиво.
Услышав эту отповедь из уст юной невольницы, Леонсио почувствовал, что его мужская гордость задета.
— Замолчи, наглая рабыня! — вскричал он с негодованием. — Неблагодарная, мало того, что ты пренебрегаешь мною и постоянно сопротивляешься! Ты осмеливаешься делать мне выговоры! Понимаешь ли ты, с кем говоришь?
— Простите, сеньор, — воскликнула Изаура, сожалея о вырвавшихся у нее словах.
— И все же, если ты будешь посговорчивее со мной… Но нет, это уж слишком — унижаться перед рабыней. Зачем мне просить то, что принадлежит мне по праву? Помни, неблагодарная и строптивая рабыня, что ты принадлежишь мне душой и телом, только мне и никому другому. Ты — моя собственность. Ваза, которую я держу в руках. Хочу — пользуюсь, хочу — разобью.
— Вы можете разбить ее, сеньор, я это знаю, но сжальтесь, не употребляйте ее в постыдных целях. У рабыни тоже есть сердце, и даже сеньору не дано повелевать им…
— Сердце!.. Кто тут говорит о сердце? Разве ты можешь располагать им?
— Нет, конечно, мой господин. Но сердце свободно, им никто не может распорядиться. Даже хозяин.
— У тебя рабская натура. И сердце твое подчинится, если же не уступишь мне, то у меня есть право и сила… Но к чему? Чтобы обладать тобой, нет нужды прибегать к крайним мерам… Порывы твоего сердца так же низки, как твое происхождение. Чтобы доставить тебе удовольствие, я сделаю тебя женой самого ничтожного, самого омерзительного из моих негров.
