В то время как в трактире разыгрывалась описанная сцена, Сэм и Энди весело продолжали свой путь.
Восторг Сэма дошел до крайних пределов, и он выражал свое торжество дикими криками и гримасами. Он то поворачивался задом наперед, лицом к хвосту своего коня, то с гиком пересаживался обратно, не преминув при этом перекувырнуться и совершить какой-то невероятный прыжок. Затем, вдруг вытянувшись и приняв торжественный вид, начинал в самых патетических выражениях укорять Энди за то, что он дурачится и не умеет вести себя серьезно.
Несмотря, однако, на все эти шутки, Сэм не позволял лошадям убавлять ход, так что между десятью и одиннадцатью часами стук их копыт раздался на усыпанной гравием дорожке, ведущей к веранде.
Миссис Шельби выбежала на крыльцо:
— Сэм, это ты?.. А где остальные?
— Мистер Хеллей отдыхает в корчме, — ответил Сэм, — он ужас как устал.
— А Элиза, Сэм?..
— Ну, она по ту сторону Иордана, в земле обетованной, если можно так выразиться.
— Что ты хочешь этим сказать? — прерывающимся от радостного волнения голосом проговорила миссис Шельби, догадываясь об истинном смысле слов Сэма.
— Что и говорить, миссис: бог защищает своих рабов. Лиззи перебралась через реку в штат Огайо, и это было так замечательно, будто сам господь перевез ее на огненной колеснице, запряженной парой коней.
Благочестие Сэма в присутствии хозяйки всегда необычайно возрастало и изливалось в неиссякаемом потоке библейских картин и образов.
— Поднимись сюда, Сэм, — крикнул мистер Шельби, также выходя на веранду, — и расскажи госпоже обо всем, что она так хочет узнать! Да успокойся же, Эмилия, — продолжал он, обнимая жену, — ты вся дрожишь, словно от озноба. Право, ты все это принимаешь чересчур близко к сердцу.
— Чересчур близко к сердцу! — воскликнула миссис Шельби. — Разве я не женщина, не мать? Разве мы оба не несем ответственности перед своей совестью за эту женщину? Мы глубоко виновны перед нею!..
— В чем наша вина, Эмилия? Ты должна наконец признать, что мы сделали лишь то, к чему нас принуждали обстоятельства.
— Что бы ты ни говорил, мы виноваты. Меня тяготит страшное чувство вины, — тихо прошептала миссис Шельби, — и тут не помогут никакие доводы…
— Эй ты, Энди, негр! Пошевеливайся! — кричал между тем внизу Сэм. — Отведи коней в конюшню! Не слышишь разве, что меня зовет мастер? — И вслед за этим он появился на веранде, держа в руках свою пальмовую шляпу.
— Теперь, Сэм, расскажи нам подробно, как все произошло. Где Элиза? — спросил мистер Шельби.
— Я видел, мастер, своими собственными глазами, как она бежала по движущемуся льду. Даже не поймешь, как она могла добраться до того берега! Это чистое чудо! Потом я видел, как какой-то человек помог ей на той стороне взобраться по откосу. После этого она исчезла в темноте.
— Сэм, это чудо мне кажется просто невероятным, — заметил мистер Шельби. — Перебраться через реку по движущемуся льду совсем не легко!
— Легко?! — воскликнул Сэм. — Без помощи господней этого никто бы не сумел сделать! Вы только послушайте: вот как все это произошло. Мистер Хеллей, я и Энди подъехали к маленькой корчме на берегу реки. Я проскакал немного вперед: я так стремился поймать Лиззи, что мне не терпелось, — и когда я подъехал к окну, оказалось, что она на самом деле там, я сразу узнал ее. Тогда я неожиданно уронил шляпу и так громко вскрикнул, что покойник мог бы очнуться. Лиззи, разумеется, услышала меня и отошла от окна, как раз когда мимо него проезжал мистер Хеллей, затем она через боковую дверь бросилась вниз к берегу. Мистер Хеллей увидел ее, закричал, и мы с Энди ринулись за нею в погоню. Лиззи побежала к реке. У самого берега мчался поток шириной футов в десять, а дальше — лед, глыбы громоздятся одна на другую и, будто острова какие-то, качаются на воде. Мы следовали за ней по пятам, и я, клянусь своей душой, думал, что нет ей спасения! Но вдруг она закричала — такого крика я никогда не слыхал!.. И сразу же очутилась по ту сторону потока, на льду. Она бежала, а лед трещал, скрипел и ломался, но она перескакивала с одной льдины на другую, будто олень. И прыгала же она!.. Я глазам своим не мог поверить.
Миссис Шельби, вся бледная, молча слушала рассказ Сэма.
— Какое счастье, что она не погибла, — произнесла она. — Где-то сейчас несчастный ребенок?..
— Господь позаботится о них, — сказал Сэм с видом величайшего благочестия, возводя взор свой к небесам. — Миссис нас учила, что все мы орудия в руках господних и готовы выполнить его волю… Не будь, скажем, например, меня, ее бы двадцать раз успели изловить. Не отпустил я разве утром лошадей и не гонялся ли за ними до самого обеда? Не заставил я разве сегодня мистера Хеллея проехать добрых пять миль лишних по негодной дороге, а не сделай я этого — мистер Хеллей поймал бы Лиззи, как собака ловит енота. Все это лишь пути провидения!
— В дальнейшем, Сэм, я все же не советую тебе разыгрывать роль провидения, — сказал мистер Шельби. — У себя на плантации я не разрешаю подстраивать такие штуки приезжим господам.
Полученный выговор нисколько не смутил Сэма, хоть он и стоял, состроив жалостную гримасу и вертя в руках шляпу.
— А теперь, Сэм, — сказала миссис Шельби, — ты можешь отправиться к тетушке Хлое и сказать ей, чтобы она отрезала тебе ломоть от того окорока, который остался сегодня от обеда. И ты и Энди, наверно, проголодались.
— Миссис чересчур добра к нам, — сказал Сэм и, поспешно поклонившись, отправился на кухню.
Читатель уже успел заметить, что Сэм обладал особым природным даром, и дар этот, если бы Сэм занимался политикой, несомненно, привел бы его к славе: он из любых событий и обстоятельств извлекал для себя выгоду и почет. Проявив достаточное благочестие и человеколюбие в гостиной, он отправился во владения тетушки Хлои в надежде заслужить одобрение кухни.
«Сейчас, — рассуждал про себя Сэм, — я удивлю негров. Вот-то вытаращат они глаза!..»
Ничто в обычное время не доставляло Сэму такого удовольствия, как возможность сопровождать своего хозяина на всевозможные политические собрания. Взобравшись на дерево или на забор, он с жадностью слушал ораторов. Затем, вернувшись домой, он в кругу своих приятелей с невозмутимой торжественностью старался воспроизвести слышанные им речи.
Эти выступления, хотя и подражательные и подчас карикатурные, прославили Сэма как красноречивого оратора, и он никогда не упускал случая закрепить за собой эту славу.
Между ним и тетушкой Хлоей всегда царил некий холодок, причину которого трудно было точно установить, но, так как на этот раз Сэм собирался совершить налет на пищевые запасы, он решил проявить миролюбие и уступчивость. Он знал, что приказание госпожи будет выполнено с точностью, но добрая воля кухарки могла значительно расширить возможности.
Он явился поэтому к тетушке Хлое, всем видом своим выражая трогательное смирение, как человек, тяжко пострадавший при защите своих невинных братьев. Обратившись к прославленной поварихе и заявив, что госпожа направила его прямо к ней, он как бы признал ее неоспоримое владычество над всем кухонным департаментом. Лесть принесла плоды, и никогда еще ни один американский кандидат в депутаты не сумел с такой ловкостью оплести любезностями неопытного избирателя, как Сэм умилостивить тетушку Хлою. Будь он даже самим блудным сыном, вернувшимся в родной дом, его не угощали бы с большей щедростью и материнской заботливостью. Вскоре, преисполненный счастья и гордости, он уже сидел за столом. Перед ним было поставлено металлическое блюдо, на котором громоздились в живописном беспорядке остатки прекрасных кушаний, подававшихся к господскому столу за последние три дня: куриные крылышки, пупки и ножки, ломти розовой ветчины, золотистые лепешки, корочки от паштета и прочие лакомства… Сэм полновластно распоряжался этой снедью, уделяя кое-что Энди, сидевшему по его правую руку.
