Несколько негров, прекрасно чувствующих себя в своих широких штанах и явно стесненных своими узкими рубашками, скользили между посетителями, стремясь неукоснительно выполнять все распоряжения своего хозяина и его гостей.
Добавьте к этой картине яркий огонь, пылавший в широкой пасти камина и рассыпавшийся тысячью искр, раскрытые двери и окна, занавески, вздуваемые сильным ветром, — и у вас составится полное представление о всех прелестях кентуккийской таверны.
Предки современных кентуккийцев были отважными охотниками. Они проводили ночи в лесу, под открытым небом, и звезды служили им светильниками. Поэтому их потомки смотрят на дом, как на палатку, всюду сидят в шляпах, всюду готовы растянуться, кладут ноги в сапогах на полочку камина или на спинку стула, как их предки — на поваленное дерево. И летом и зимой они держат окна и двери открытыми, чтобы иметь столько воздуха, сколько необходимо для их широких легких. С небрежным благодушием называют всех заезжих людей «чужестранцами», а в общем это самые простодушные, самые покладистые и веселые люди на свете.
Такова была компания, которая представилась глазам нашего приезжего, когда он вошел в таверну. Приезжий был невысокий, коренастый пожилой человек, одетый довольно изысканно. Вид у него был добродушный и благожелательный.
Все внимание его было сосредоточено на саквояже и зонтике, которые он сам внес в комнату, упорно не подпуская к ним никого из негров, настойчиво предлагавших свои услуги. Окинув комнату внимательным взглядом, в котором сквозило некоторое беспокойство, он забрался в самый теплый угол подле очага, положил свои вещи под стул и уселся наконец, с опаской поглядывая на почтенную особу — по всем признакам заезжего скотопромышленника, каблуки сапог которого украшали противоположный угол камина: человек этот поплевывал направо и налево с такой силой и энергией, которая способна была напугать любого приличного джентльмена, не обладающего достаточно крепкими нервами.
— Как дела, чужестранец? — развязно осведомился длинноногий, обращаясь к приезжему и вежливо приветствуя его плевком табачного сока и жвачки.
— Ничего, благодарю вас, — ответил приезжий, поспешно отодвигаясь.
— Какие новости? — продолжал сидевший у камина, вытаскивая из кармана кисет и длинный охотничий нож.
— Никаких, насколько мне известно, — ответил приезжий.
— Жуете? — спросил словоохотливый собеседник, с неотразимым благодушием протягивая приезжему кусок табаку.
— Нет, благодарю вас, мне это вредно, — ответил приезжий, отодвигая от себя табак.
— Вот как? Не употребляете? — с удивлением переспросил длинноногий джентльмен, набивая табаком собственный рот.
Заметив наконец, что приезжий поспешно отодвигается каждый раз, как струя табачного сока направляется в его сторону, приветливый сосед, изменив прицел, принялся обстреливать каминную решетку, проявляя при этом тактическую изобретательность, достаточную для занятия какого-нибудь важного стратегического пункта.
— Что там такое? — с любопытством спросил приезжий, увидев, что часть присутствующих столпилась вокруг наклеенного на стене объявления.
— Сбежал какой-то негр! — был лаконический ответ, брошенный одним из стоявших перед плакатом.
Мистер Вильсон — так звали приезжего джентльмена — поднялся и, бережно убрав в сторону свой саквояж и зонтик, вынул очки, надел их и, подойдя к объявлению, прочел следующее:
Из дома нижеподписавшегося сбежал невольник-мулат по имени Джордж; рост — шесть футов, цвет кожи почти белый, волосы каштановые, вьющиеся, умен, хорошо говорит, умеет писать и читать. По всей вероятности, попытается выдать себя за белого. На плечах и спине — глубокие рубцы. На правой руке выжжена буква «Г».
Четыреста долларов тому, кто доставит его живьем. Столько же, если будет официально доказано, что он убит.
Мистер Вильсон прочитал объявление от начала до конца, словно изучая его.
Длинноногий скотопромышленник, до сих пор осаждавший каминную решетку, поднялся, вытянувшись во весь свой огромный рост, подошел к объявлению и решительно выстрелил в него густой струей табачного сока.
— Вот вся цена этой штуке, — буркнул он, снова усаживаясь на место.
— Что вы сделали! — с возмущением воскликнул хозяин.
— Я поступил бы так же с тем, кто написал это объявление, если бы он только оказался здесь, — сказал долговязый. — Человек, который владеет таким ценным рабом и так скверно с ним обращается, ничего другого не заслуживает. Раб бежал от него, и хорошо сделал!.. Такие объявления — позор для Кентукки. Вот мое мнение, если оно кого-нибудь интересует. У меня, сэр, целое стадо рабов, — продолжал скотопромышленник. — «Мальчики, — постоянно говорю я им, — можете убираться, улепетывать, бежать, когда вам будет угодно! Я и не подумаю гнаться за вами». И вот таким способом я удерживаю их при себе. Более того, у меня лежат готовые акты об освобождении на случай моей смерти. Они знают это. И могу вас уверить, чужестранец, во всем районе нет ни одного хозяина, которому негры приносили бы такой доход, как мне. Мои невольники не раз ездили в Цинциннати с конями стоимостью в пятьсот долларов и привозили мне деньги до последнего цента. Я и не ожидал другого. Обращайтесь с ними, как с собаками, они и работать и поступать будут, как собаки. Обращайтесь с ними, как с людьми, и они будут вести себя, как люди, и работать, как люди.
— Мне кажется, друг мой, что вы правы, — сказал мистер Вильсон. — Невольник, приметы которого здесь сообщают, личность необыкновенная. Ошибки здесь быть не может. Он лет шесть работал у меня на ткацкой фабрике и был лучшим мастером. Более того: он человек изобретательный. Он изобрел машину для очистки конопли. Это великолепная машина. Сейчас она применяется и на других фабриках. Патентом же пользуется его хозяин.
— Ну, конечно, пользуется, будьте уверены! — подтвердил длинноногий. — И наживает на нем немало денег. И ведь не постеснялся выжечь на правой руке такого раба особое тавро! Если мне только повезет и я встречу этого прохвоста, я наложу на него метку не хуже той, что он поставил на руке этого несчастного, ручаюсь вам! И он не скоро от нее избавится.
— Но с этими способными невольниками всегда бездна хлопот, — произнес человек сомнительного вида, стоявший в противоположном конце комнаты. — Потому-то их и приходится драть кнутом и метить каленым железом. Если бы они вели себя как следует, этого бы не понадобилось.
— Другими словами, — сухо бросил скотопромышленник, — бог создал их людьми, а вы стараетесь превратить их в скотов!
— Все эти умные невольники никакой выгоды своим хозяевам не приносят, — упрямо продолжал тот, под щитом своего невежества даже не замечая презрения в словах собеседника. — К чему все эти способности? Они служат им только для того, чтобы затмить своих господ. У меня было несколько таких вот способных рабов, я всех их продал туда, на низовья реки. Все равно сбежали бы рано или поздно.
