Книга Хижина дяди Тома, страница 64. Автор книги Гарриет Бичер-Стоу

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Хижина дяди Тома»

Cтраница 64

За столом кто-то упомянул о смерти Прю.

— Я уверена, кузина, — произнесла миссис Сен-Клер, — что вы всех нас теперь будете считать варварами.

— Не знаю, — ответила Офелия, — но эта история, во всяком случае, — проявление подлинного варварства.

— Попадаются негры, — заметила Мари, — с которыми совершенно немыслимо справиться. Они такие отвратительные, что и жить-то им незачем. Я не чувствую к ним ни малейшего сострадания!

— Но, мамочка, — сказала вдруг Ева, — бедная Прю была очень несчастна, потому-то она и пила.

— Вот так оправдание! — воскликнула Мари. — Я тоже несчастна! Я думаю, — добавила она задумчиво, — что испытания, выпавшие на мою долю, куда страшнее, чем пережитое этой негритянкой. Несчастья негров порождаются их злобой. Бывают между ними такие, которых даже самыми тяжелыми наказаниями нельзя принудить к повиновению… Я вспоминаю, что у моего отца был когда-то раб, он был так ленив, что удрал, лишь бы избавиться от работы. Он бродил по саваннам [20], занимаясь воровством и совершая всевозможные преступления. Его поймали и высекли. Он снова убежал, его снова высекли. Это не помогло. В конце концов он снова уполз в саванны, так как ходить уже не мог, и умер там… И все это без всякого повода, так как неграм у моего отца жилось хорошо.

— Однажды мне удалось, — сказал Сен-Клер, — привести к повиновению негра, от которого отступились и хозяева и надзиратели.

— Вам! — воскликнула Мари. — Хотела бы я знать, как это вам удалось?

— Это был африканец огромной силы и роста, настоящий Геркулес. В нем чувствовалась какая-то инстинктивная и странная жажда свободы. Мне никогда не приходилось встречать человека, так трудно подчиняющегося дисциплине. Это был настоящий лев. Звали его Сципион. Никому не удавалось заставить его работать как следует. Управляющие плантаций продавали и перепродавали его, лишь бы от него избавиться. В конце концов его приобрел мой брат Альфред, надеявшийся сломить его упорство. В один прекрасный день Сципион ударом кулака свалил надсмотрщика и бежал в саванны. Я как раз приехал посмотреть плантацию Альфреда. Брат был в бешенстве. Я объявил ему, что он сам виноват и что я берусь справиться с непокорным. Было решено, что, если его поймают, он будет отдан в собственность мне. Нас собралось человек шесть или семь для охоты за ним. Мы были вооружены, и при нас были собаки. Мы пустили лошадей галопом. Собаки, напав на след, подали голос… Мы подняли его, как дичь. Он бежал, перескакивая через препятствия, будто дикая коза. Нам долго не удавалось настичь его. Наконец Сципион запутался в густой поросли сахарного тростника. Он повернулся к нам лицом и стал мужественно отбиваться от собак. Кулаком он убил двух или трех из них, но был сражен выстрелом из ружья и, окровавленный, свалился к моим ногам. Несчастный поднял на меня взгляд, в котором отражались отчаяние и мужество. Я отозвал людей и собак, готовых кинуться на него, и объявил, что он мой пленник. Это было единственное, что я мог сделать, чтобы защитить его: преследователи, опьяненные победой, готовы были расстрелять его на месте. Я откупил его у Альфреда. Затем принялся за его усмирение… Не прошло и двух недель, как мы нашли с ним общий язык…


Хижина дяди Тома

— Как же вы этого достигли? — спросила Мари.

— О, все было очень просто. Я велел поместить его у меня в комнате. Предоставил ему хорошую постель… перевязал его раны и сам ухаживал за ним, пока он не встал на ноги. Потом я подписал акт об его освобождении и сказал, что он может отправляться куда ему угодно.

— И он ушел? — спросила Офелия.

— Нет, он отказался оставить меня. Никогда не было у меня более верного и более преданного слуги! Я поручил ему управлять моей усадьбой на озере, и он безукоризненно справлялся со своими обязанностями. Он погиб во время холеры… Он отдал свою жизнь за меня. Сначала заболел я, я был при смерти. Кругом царила паника, все, кроме Сципиона, покинули меня. Он вернул меня к жизни, но сам заразился… Спасти его не удалось… Никого, кажется, я не оплакивал так, как его.

Когда Сен-Клер умолк, Ева вдруг подбежала к нему, обхватила его шею руками и разразилась судорожными рыданиями.

— Ева, детка моя, что с тобой? — воскликнул Сен-Клер, чувствуя, как содрогается от рыданий все ее маленькое хрупкое тельце.

— Ничего, ничего, папочка… только все это ложится мне на сердце…

— Что ты хочешь сказать, моя крошка?

— Я не могу объяснить тебе, папочка… Я так много думаю… Когда-нибудь я расскажу тебе.

— Думай, думай, детка родная! Только не плачь и не огорчай своего отца. Вот погляди, какой чудный персик я сорвал для тебя. Пойдем поглядим на золотых рыбок, — добавил Сен-Клер, беря ее за руку и выходя на веранду.

Среди всех этих рассказов о жизни благородных господ мы рискуем забыть о нашем скромном друге Томе. Но если читатель пожелает заглянуть вместе с нами в маленькую комнатку над конюшнями, он сразу войдет в курс его дел.

Комната очень мала. В ней стоят кровать, стул и грубо выструганный стол, на котором лежит Библия. Том сидит за столом и держит перед собой грифельную доску, поглощенный каким-то делом, требующим, очевидно, всех его сил и внимания.

Тоска по семье постепенно так возросла в душе Тома, что, выпросив у Евы листок бумаги и постаравшись собрать все свои познания по каллиграфии, почерпнутые из занятий с Джорджем, он решил написать письмо. Прежде всего нужно было составить черновик. Том находился в великом смущении. Он позабыл, как пишутся некоторые буквы, и весь погрузился в свою работу, стараясь их вспомнить. Вдруг, легкая как птичка, в комнату впорхнула Ева и, взобравшись сзади на его стул, заглянула через его плечо на доску.

— Ой, дядя Том! Какие смешные штуки ты выводишь! — воскликнула она.

— Я пробую, мисс Ева, написать письмо моей бедной старухе и ребятишкам. — Том смахнул ладонью навернувшиеся слезы. — Но мне кажется, что я не сумею…


Хижина дяди Тома

— Мне бы очень хотелось помочь тебе, Том, — сказала девочка. — Я немножко училась писать. В прошлом году я хорошо знала все буквы, но сейчас боюсь, что забыла.

Ева прижалась своей золотистой головкой к черной курчавой голове Тома, и они вдвоем занялись сложным делом. Познания у обоих были малоудовлетворительны. После долгих усилий, попыток и совещаний на доске появилось нечто вроде написанных слов.

— Ах, дядя Том! Вот теперь получается совсем хорошо! — воскликнула наконец Ева, с восхищением глядя на доску. — Как обрадуется твоя жена! А детки твои как будут довольны! Как это гадко, что тебя увезли от них. Я попрошу папу отослать тебя к ним обратно…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация