— Хорошо, я сделаю все, что могу, — сказала мисс Офелия и приблизилась к девочке с такой осторожностью, точно это был черный паук. — Она ужасно грязная да к тому же полуголая. Ее следует вымыть и приодеть…
Мисс Офелия повела девочку на кухню.
«К чему это мисс Офелии могла понадобиться еще одна девчонка? — подумала стряпуха, недружелюбно приглядываясь к Топси. — Неужели и она еще будет путаться здесь под ногами?»
— Фи! — протянули Джэн и Роза с пренебрежительной гримасой. — Пусть не попадается на дороге! Просто непонятно, зачем понадобилась мастеру эта черномазая замарашка!
— Замолчите наконец! — прикрикнула на девушек старая Дина. — Она ни чуточки не чернее вас, мисс Роза! Вы, кажется, считаете себя белой? Но вы ни черная, ни белая… А следовало бы быть либо такой, либо этакой!
Мисс Офелия сразу поняла, что на кухне ни у кого нет особой охоты заняться мытьем девочки, и она принялась за это сама. Джэн сердито и неохотно помогала ей.
Возможно, что людей с утонченной чувствительностью покоробит подробное описание этой чистки и мытья совершенно запущенного ребенка, до этих пор знавшего лишь обиды и побои. Но, увы, в этом мире многие тысячи людей вынуждены жить в таких условиях, одного описания которых не в состоянии вынести такие же смертные, как и они.
Мисс Офелия была женщина решительная и твердая. Преодолев отвращение, она довела начатое дело до конца. Она выполнила все, чего требовали от нее ее убеждения. Заметив на плечах и на спине ребенка многочисленные рубцы и пятна, свидетельствовавшие о методах, применявшихся при ее воспитании, она почувствовала, что в сердце ее пробудилось сострадание.
— Поглядите только, — говорила между тем Джэн, указывая на рубцы, — достаточно взглянуть на это, чтобы сразу догадаться, какая она скверная девчонка! Возни у нас с нею будет вдоволь!
Топси прислушивалась к рассуждениям Джэн, исподтишка бросая острые взгляды на коралловые серьги говорившей.
Когда девочку с ног до головы одели, и даже довольно прилично, когда ее постригли, мисс Офелия вздохнула с облегчением: ей показалось, что Топси приняла гораздо более благообразный вид. Мисс Офелия стала даже подумывать о том, к каким методам прибегнуть при ее воспитании.
Усевшись против девочки, она приступила к допросу:
— Сколько тебе лет, Топси?
— Не знаю, миссис! — И она состроила гримасу, так что обнажились ее белые зубы.
— Как это ты не знаешь? Неужели никто тебе этого не говорил? Кто твоя мать?
— У меня никогда не было матери, — ответила Топси, снова скорчив гримасу.
— Не было матери? Что ты болтаешь? Где же ты родилась?
— Я и не родилась! — решительно заявила Топси, продолжая корчить все более страшные рожи.
Обладай мисс Офелия пылким воображением, ей могло бы показаться, что перед нею кривляется какой-то уродливый маленький гном из страшных сказок, но она спокойно продолжала свой допрос, только уже более строгим тоном.
— Так отвечать не полагается, дитя мое, — сказала она. — Я не шучу с тобой. Скажи мне, где ты родилась и кто твои отец и мать?
— Я не родилась, — ответила девочка более твердо. — У меня не было ни отца, ни матери, никого… Я выросла у торговца рабами. Там было много ребят, все такие же, как и я. Старая тетка Сю смотрела за нами.
Девочка говорила вполне искренно.
— Сколько времени ты прожила у своих хозяев в кабачке?
— Не знаю.
— Год? Больше?
— Не знаю.
— Подумать только, — воскликнула Джэн, — не иметь понятия, что такое время! Не знать, что такое год! Она даже не знает, сколько ей лет!
— Умеешь ли ты хотя бы шить? — спросила Офелия.
— Нет.
— Что же ты умеешь делать? Что ты делала у своих хозяев?
— Я умею ходить за водой, мыть тарелки, чистить ножи, услуживать посетителям.
— Хозяева были добры к тебе?
— Ну еще бы! — проговорила девочка, недоверчиво взглянув на Офелию.
Раздраженная мисс Офелия прекратила этот явно безнадежный разговор, а Сен-Клер, зашедший в комнату и оказавшийся свидетелем происходившего, усмехнувшись, сказал:
— Что ж, сестрица, вот вам нетронутая почва! Полоть вам не придется, вы можете здесь сеять все, что найдете нужным.
Взгляды мисс Офелии на воспитание были так же тверды и непоколебимы, как и на все остальное. Это были взгляды, имевшие хождение в Новой Англии сотню лет назад и сохранившиеся до наших дней в районах, находящихся «вдали от разложения» (куда не доходит железная дорога). Принципы эти легко выразить в нескольких словах: научить детей разговаривать только тогда, когда это им полагается; выучить их чтению, письму и катехизису; пороть их, когда они лгут.
Эта система была единственной, которая была известна мисс Офелии, и она поспешила применить ее к Топси.
Прежде всего она строго установила права и обязанности. Топси рассматривалась как личная собственность мисс Офелии. Видя, как недоброжелательно отнеслись к маленькой негритянке на кухне, мисс Офелия решила ограничить деятельность Топси своей комнатой. Она отказалась от многолетней привычки самой стелить постель и подметать свою комнату и приняла на себя добровольное мученичество, обучая этому делу свою чернокожую собственность. Это было нелегко. Если бы кто-либо из наших читательниц оказался в подобном положении, он оценил бы всю тяжесть этой жертвы.
Итак, мисс Офелия рано утром позвала Топси к себе в комнату и с соответствующей торжественностью принялась посвящать ее в сложную науку уборки. Взгляните на Топси! Она умыта, нет больше торчащих во все стороны косичек. На ней чистое платье, накрахмаленный передник. Она стоит перед мисс Офелией, и вид у нее, несмотря ни на что, далеко не веселый.
— Итак, Топси, я покажу тебе, как стелить постель. Я люблю, чтобы она была постлана хорошо. Следи поэтому внимательно за тем, что я тебе буду показывать.
— Да, мэ-эм, — произнесла Топси с мрачной серьезностью и тяжело вздохнула.
— Так вот, гляди. Вот это нижняя простыня, а вот это верхняя… Вот это рубец простыни. Ты запомнишь, не правда ли?
— Да, мэ-эм, — ответила Топси, и лицо ее выразило величайшее внимание.
— Нижнюю простыню нужно подкладывать под валик и потуже подсовывать под матрац у изголовья. Верхнюю ты завернешь вот этак, а в ногах тоже подложишь под матрац. Узким рубцом к ногам. Видишь?
— Да, мэ-эм, — и снова тяжелый вздох.
Но мисс Офелия не успела заметить, что в ту самую минуту, когда она, желая подтвердить свою теорию примером, отвернулась, ее юная ученица схватила со стола пару перчаток и ленту и с неимоверной ловкостью запихала их себе в рукав, после чего руки ее с невиданной быстротой снова скрестились на груди, придавая ей благочестивый и скромный вид.