Своему поварскому искусству она предана телом и душой. Все куры, индюшки и утки во дворе при ее приближении становятся серьезны и обмениваются глубокомысленными замечаниями на тему о жизни и смерти. Так как все ее помыслы всегда направлены на фарширование и жарение, то вполне естественно, что каждой домашней птице, еще сохраняющей жизнь и склонной к размышлениям, она внушает глубокий страх. Ее пирожные, в своем бесчисленном многообразии, навеки остались для менее изощренных ее товарок неразгаданной тайной. Упираясь руками в толстые свои бока, она покатывалась со смеху, когда весело и гордо повествовала о бесплодных попытках своих соперниц, надеявшихся сравняться с ней.
Приезд в дом гостей и организация званых обедов и ужинов словно пробуждали ее к новой жизни. Для нее не было более желанного зрелища, чем груда дорожных чемоданов на веранде: они означали, что ее ожидают новые подвиги и победы.
В настоящий момент тетушка Хлоя внимательно следила за формой для печенья, и мы, предоставив ее этому приятному занятию, закончим описание хижины.
В одном углу стояла кровать, покрытая белоснежным покрывалом, а перед ней был разостлан ковер довольно большого размера. Ковер этот и кровать, перед которой он был разостлан, как и весь этот угол хижины, были в большом почете и по возможности охранялись от разбойничьего вторжения ребятишек. Словом, этот угол заменял гостиную. В другом углу находилась кровать гораздо более скромного вида, явно по-настоящему служившая постелью. Стену над очагом украшали очень яркие литографии — картинки из Священного Писания и портрет генерала Вашингтона
[6], нарисованный и раскрашенный так любовно, что сам герой, наверно, был бы крайне удивлен, если б это изображение попалось ему на глаза.
В третьем углу двое черноволосых ребят с блестящими карими глазами, сидя на грубо сколоченной скамье, внимательно следили за первыми попытками самостоятельного хождения их младшей сестренки. Попытки эти сводились к тому, что девчурка, с трудом поднявшись на ноги, мгновение покачивалась и затем снова падала. Каждое падение вызывало восторженное ликование окружающих, словно являлось небывалым достижением. К очагу был пододвинут стол с не совсем устойчивыми ножками. Он был покрыт скатертью. На столе выстроились цветастые чашки; другие признаки также указывали на ожидавшийся пир. За столом сидел дядя Том — лучший работник мистера Шельби. Ввиду того что ему предстоит стать главным героем этого повествования, мы должны возможно подробнее описать его. Это был высокий, широкоплечий человек, крепко сложенный, с черной, до блеска, кожей. На лице его лежала печать редкостной сердечной доброты и спокойного, рассудительного ума. Каждое движение его было полно достоинства и уверенности, но одновременно и доверчивой простоты и скромности.
Склонившись над столом, он медленно и усердно выводил буквы на лежавшей перед ним грифельной доске. В этом важном деле им руководил молодой мастер Джордж, красивый тринадцатилетний мальчик, исполненный сознания своего достоинства, как это и подобало учителю.
— Не так, не так, дядя Том! Тут три палочки, а не две! — воскликнул он, видя, что Том неправильно выводит букву «m». — Если ты начертишь две палочки, получится не «m», а «n».
— Да неужели? — с искренним удивлением проговорил дядя Том, почтительно и даже с некоторым восхищением следя за тем, как его юный преподаватель ловко выводит на доске нужную букву. Ухватив грифель своими толстыми, загрубелыми пальцами, он терпеливо начал снова выводить буквы, одну за другой.
— Как легко все дается этим белым! — произнесла тетушка Хлоя, собиравшаяся как раз смазать сковородку кусочком сала. — Погляди только, как он пишет, да еще и читает! — добавила она, на мгновение прервав свое занятие и с гордостью глядя на мастера Джорджа. — И приходит к нам по вечерам, читает нам вслух!
— Все это так, тетушка Хлоя, но я страшно голоден, — сказал Джордж. — Неужели пирог там в форме еще не скоро будет готов?
— Уж почти готов, мастер Джордж, — произнесла тетушка Хлоя, приоткрыв форму и заглянув туда. — Он уже почти такого коричневого цвета, как надо: настоящий светло-коричневый отлив. О, тут со мной никто не сравнится! На днях миссис велела Сэлли испечь пирог, чтобы она научилась это делать. «Да оставьте лучше, миссис, — говорю я ей. — Мне просто жаль дать портить хорошие вещи. Пирог поднялся только с одного бока — никакого в нем вида, никакого шика. Ну точь-в-точь мой башмак! Нет, оставьте уж лучше!»
С этими словами, в которых сквозило ее презрение к неопытности Сэлли, тетушка Хлоя приподняла крышку формы, и взорам открылся бисквитный пирог, которым вправе была бы гордиться любая городская кондитерская. Пирог явно составлял главную часть пира, и тетушка Хлоя деятельно принялась за последние приготовления к ужину.
— Марш с дороги, Мос и Пит, прочь, ребятишки! Отойди, Полли, медовое мое дитятко! Мамми даст сейчас что-то вкусненькое своей доченьке. Ну, мастер Джордж, отложите-ка книжки в сторону и сядьте поближе к моему старику. Сейчас я достану жареные сосиски, и первая сковородка маисовых лепешек мигом окажется на тарелках.
— Мне следовало бы к ужину быть дома, — сказал Джордж, — но я ведь разбираюсь в том, что вкусно, и предпочитаю поужинать здесь.
— Верно, верно, милый мой, — приговаривала тетушка Хлоя, накладывая на его тарелку груду маисовых лепешек. — Вы хорошо знали, что старая тетка Хлоя прибережет для вас самый лучший кусочек! Уж будьте покойны! — И, шутливо ткнув Джорджа пальцем в бок, она снова повернулась к своим кастрюлям и сковородам.
— Ну, теперь дело дошло до пирога! — воскликнул Джордж, когда шипение на сковородке затихло, и, подняв большой нож, он нацелился на долгожданный пирог.
— Ради бога, мастер Джордж! — вскрикнула тетушка Хлоя, удерживая его руку. — Не собираетесь ли вы резать его этим большим, тяжелым ножом? Он сразу опустится, он так великолепно поднялся! Вот тоненький старый нож, я всегда держу его отточенным на такой случай. Вот видите: пирог поддается так легко, как пух. Кушайте на здоровье, лучшего нигде не найдете.
— Том Линкольн говорит, — пробормотал Джордж с набитым ртом, — что его Джинни лучше готовит, чем ты.
— Эти Линкольны ровно ничего собой не представляют, — презрительно бросила тетушка Хлоя. — Насчет господских манер они и понятия не имеют. Можно разве поставить мастера Линкольна рядом с мастером Шельби? Господи, боже ты мой! А миссис Линкольн? Умеет она разве войти в гостиную, шурша юбками, так плавно, так шикарно, как наша миссис? Нет уж, отстаньте от меня с вашими Линкольнами, мастер Джордж, невысокого полета они птицы!
