— Я уже сказал вам, чтобы вы оставили меня в покое! Слышите? — в ярости крикнул Адольф.
— Скажите, пожалуйста, какие вы нежные, вы, белые негры! Дотронуться не смей до вас! Подумать только!
И Сэмбо грубо передразнил Адольфа.
— Подумаешь, сколько важности! — восклицал он. — Сразу видно, что мы из хорошего дома!
— Да, да, у меня был хозяин, который мог всех вас скупить, как железный лом!
— Неужели?! Какой это, верно, был джентльмен!
— Я принадлежал дому Сен-Клер, — с гордостью заявил Адольф.
— В самом деле? — протянул Сэмбо. — Он, должно быть, очень счастлив, что избавился от тебя, твой хозяин! Он, верно, продаст тебя с целой партией битой посуды! — закончил Сэмбо, сопровождая свои слова пренебрежительной гримасой.
Взбешенный таким оскорблением, Адольф бросился, размахивая кулаками, на своего обидчика.
Вокруг послышался громкий хохот и аплодисменты. На шум появился хозяин.
— Что такое? Тише, тише, мальчики! — закричал он, размахивая бичом.
Невольники разбежались, спеша укрыться по углам. Один только Сэмбо, рассчитывая на свои преимущества всеми признанного шута, остался непоколебимо стоять на месте, втягивая голову в плечи, когда бич слишком близко свистел вокруг него.
— Это не мы, хозяин, не мы! — твердил он. — Мы вели себя мирно. Это новенькие… Они пристают к нам! Покоя от них нет!
Хозяин повернулся к Тому и Адольфу и, не давая себе труда разобраться, кто являлся истинным виновником шума, наградил вновь прибывших здоровыми затрещинами, после чего удалился, приказав всем ложиться спать и не шуметь.
Заглянем теперь в комнату женщин.
Они лежали на полу в самых различных позах. Здесь были негритянки всех цветов и оттенков — от темного цвета черного дерева до матовой белизны слоновой кости, всех возрастов — от детского и до самого преклонного. Вот прелестная десятилетняя девочка. Ее мать продана вчера, и она уснула в слезах и горе, что некому больше оберегать ее сон. Вот старая, очень старая негритянка. Ее исхудалые плечи и мозолистые руки свидетельствуют о долгих годах тяжелого труда. Завтра ее отдадут, в придачу при какой-нибудь покупке, за любую цену. Не менее сорока или пятидесяти других женщин лежат где попало, закутавшись в тряпье.
В стороне от других сидят две женщины.
Одна из них — мулатка с мягким взором и привлекательным лицом. Ей лет сорок пять, а то и пятьдесят. На голове ее тюрбан из индийской ткани. Она одета чисто и опрятно. Очевидно, ее хозяева бережно относились к ней. Подле нее, прижавшись будто птенчик в гнезде, полулежит молоденькая, пятнадцатилетняя девушка, ее дочь. Она белее матери, сразу видно, что она квартеронка. Все же чертами лица она очень похожа на мать: те же кроткие, черные глаза, только ресницы длиннее. Вьющиеся волосы отливают золотистым блеском. Она тоже одета очень чисто. Ее маленькие белые ручки, по-видимому, незнакомы с черной работой. Обе они — мать и дочь — поступят в продажу завтра вместе с невольниками Сен-Клера.
Джентльмен, владелец фирмы Б. и К°, которому они принадлежат и который положит в карман вырученные за них деньги, — член одной из церковных общин в Нью-Йорке. Да, он возьмет эти деньги и со спокойным сердцем отправится в церковь возносить молитву всевышнему и сразу же забудет о содеянном.
Обе эти женщины, которых мы назовем Сусанной и Эмелиной, долго принадлежали одной очень милой и благочестивой даме, жившей в Новом Орлеане. Она заботливо воспитала их, дала им даже возможность обучиться чтению и письму. В течение многих лет судьба их складывалась так счастливо, как только было возможно в их положении. Однако этому благополучию пришел конец.
Единственный сын их госпожи, самостоятельно управлявший делами и имуществом своей матери, то ли по неспособности, то ли по легкомыслию, запутался в долгах и в конце концов потерпел банкротство. В числе самых значительных его кредиторов была фирма Б. и К° из Нью-Йорка. Б. и К° написали своему поверенному в Новом Орлеане. Поверенный наложил арест на имущество должника. Наиболее ценной частью этого имущества были эти две женщины и еще несколько невольников, работавших на плантации. Поверенный сообщил об этом в Нью-Йорк своим доверителям. Мистер Б., как мы уже упоминали, был христианин, гражданин свободных Штатов. Полученное от поверенного известие несколько смутило его. Ему не нравилась торговля людьми, безусловно, не нравилась. Он не желал заниматься такими делами, но дело шло о тридцати тысячах долларов. Не слишком ли высокая цена за какие-то принципы? Он подумал, поинтересовался мнением людей, мнение которых было ему хорошо известно заранее, затем написал своему поверенному, прося его действовать по собственному усмотрению, довести дело до конца и вырученные деньги переслать ему.
Письмо прибыло в Новый Орлеан. На следующий же день Эмелина и Сусанна были отправлены на «склад», чтобы там дожидаться ближайшего аукциона.
Они хорошо видны при слабом лунном свете, проникающем сквозь небольшие окна. Прислушаемся к их беседе. Обе они плачут, скрывая одна от другой свои слезы.
— Мама, положи голову ко мне на колени и постарайся уснуть, — ласково сказала девушка, стараясь казаться спокойной.
— Не до сна мне, Лина… не могу. Ведь это последняя ночь, которую мы проводим вместе.
— Не говори так, мама! Может быть, нас продадут вместе, кто знает…
— Я могла бы так думать, Лина, если бы речь шла о других, но не о нас. Я так безумно боюсь потерять тебя, что мне мерещатся одни лишь опасности.
— Торговец говорит, что у нас хороший вид и продать нас будет легко…
Сусанне вспомнились взгляды этого человека и его слова. С ужасом глядела она, как он рассматривал руки Эмелины, приподнимал блестящие каштановые локоны и в конце концов сказал, что это «первосортный товар».
— Будь уверена, мама, мы попадем в хороший дом, — твердила Лина. — Ты будешь поварихой, а я горничной или швеей. Постараемся быть как можно приветливее и веселее, перечислим все, что мы умеем. Вот увидишь, все будет хорошо.
— Завтра, Лина, я приглажу тебе волосы щеткой, чтобы они не завивались локонами…
— Зачем, мама? Ведь пышные волосы мне идут гораздо лучше!
— Возможно, но так тебе скорее удастся попасть в хорошие руки.
— Не понимаю, почему, — сказала девушка.
— Мне все это больше знакомо, чем тебе. Порядочные люди скорее решатся купить тебя, если вид у тебя будет скромный и приличный, чем если заметят, что ты чересчур заботишься о своей внешности.
— Хорошо, мама, пусть будет по-твоему.
— Эмелина, если нам суждено попасть в разные руки, помни все, чему я тебя учила. Будь хорошей, честной девушкой.
Так говорила эта несчастная женщина в своем беспредельном отчаянии. Она знала, что завтра первый встречный негодяй, грубый и безжалостный, может, если только у него хватит денег, стать полным и неограниченным властелином над ее дочерью. Она думала об этом, сжимая дочь в своих объятиях и жалея, что девушка так хороша собой и воспитана такой чистой и целомудренной.
