Когда Том спускался с помоста, коренастый человек с круглой головой грубо схватил его за плечо и, толкнув в угол, резким тоном приказал:
— Стой здесь!
Том уже ничего не замечал.
Аукцион продолжался. Снова опускается молоток. На этот раз продана Сусанна. Она сходит с помоста, останавливается, оглядывается назад. Дочь протягивает к ней руки. На лице матери смертная мука, с отчаянием глядит она на человека, купившего ее. Это человек средних лет, представительной наружности. У него доброе сердце…
— О, сударь, купите и мою дочь!
— Я охотно сделал бы это, но боюсь, что у меня не хватит средств, — отвечает он, глядя на Эмелину с сочувствием и жалостью.
Робкая, трепещущая девушка, в свою очередь, поднимается на помост.
Кровь прилила к ее бледным щекам, в глазах лихорадочный жар. Мать испускает стон, видя, что она в эту минуту хороша, как никогда. Аукционист все замечает, старается не упустить эти преимущества и красноречиво расхваливает достоинства девушки. Предлагаемые суммы растут и растут.
— Я сделаю все, что могу, — говорит новый хозяин Сусанны. Он, как и другие, повышает ставки.
Но скоро ему приходится выйти из игры. Аукционист горячится. Число торгующихся все уменьшается. Борьба продолжается между одним новоорлеанским старожилом, известным своими утонченными аристократическими замашками, и коренастым человеком с круглой головой. Старый аристократ продолжает борьбу, с презрением поглядывая на своего противника. Но у коренастого человека двойное преимущество: упорство и деньги. Борьба заканчивается быстро. Молоток опускается. Молодая девушка стала собственностью этого человека с грубым лицом.
Нового хозяина зовут Сэймон Легри. Он владелец плантаций на берегу Красной реки. Эмелину присоединяют к группе, состоящей, кроме Тома, еще из двух невольников, недавно купленных Легри.
Добрый джентльмен огорчен. Но что поделаешь: такие случаи ведь происходят ежедневно. Да, на аукционах приходится видеть матерей, со слезами расстающихся со своими дочерьми и шепотом повторяющих слово: «Навсегда…» Нельзя этому помешать…
Два дня спустя поверенный по делам торгового дома Б. и К° в Нью-Йорке отправил своим доверителям кругленькую сумму.
Глава XXXI
Путешествие по реке
В трюме корабля, плывущего вверх по Красной реке, сидел Том в ручных и ножных кандалах. На сердце у него лежал холодный груз, более тяжелый, чем эти кандалы. Для него угасли все небесные светила, померкли и луна и звезды. Подобно убегавшим вдаль деревьям на берегу, умчались и все мечты, так радовавшие его сердце: и ферма в Кентукки, и жена, дети, и добрые хозяева, и дом Сен-Клера, и золотистая головка маленькой Евы, ее нежный, ласковый взор, и сам Сен-Клер, красивый и гордый, иногда чересчур легкомысленный, но всегда снисходительный и добрый. Все это ушло навсегда. А взамен?..
В законе говорится, что раб «может в качестве движимого имущества быть продан из рук в руки или с аукциона», — таков закон!
Скупив в разных местах в Новом Орлеане восемь невольников, мистер Легри, новый хозяин Тома, отвел их, в наручниках и скованных попарно, на стоявший в гавани пароход «Пират», готовый к отплытию вверх по Красной реке.
Легри погрузил свой товар. Пароход отчалил, и тогда Легри с обычной для него деловитостью решил произвести смотр своим невольникам. Он остановился против Тома. Перед аукционом Тому было приказано надеть свое лучшее платье. На нем была хорошая крахмальная сорочка, ботинки его были до блеска начищены.
— Встань! — приказал ему Легри.
Том повиновался.
— Сними все это!
Так как Том, стесненный наручниками, раздевался недостаточно быстро, Легри помог ему, сорвав с его шеи крахмальный воротничок, который он тут же засунул к себе в карман.
После этого он подошел к сундучку Тома, с содержимым которого успел уже ознакомиться. Легри вытащил из сундучка пару старых штанов и поношенную куртку, которую Том надевал, когда отправлялся в конюшню. Затем Легри снял с Тома кандалы и указал ему на какую-то щель, образовавшуюся между тюками.
— Иди туда, — повелительно произнес он, — надень вот это.
Том исполнил его приказание и вернулся на прежнее место.
— Сними ботинки! — приказал Легри.
Том снял.
— Вот тебе! — крикнул Легри, бросая ему пару грубых, поношенных башмаков. — Походишь и в таких!
Затем, снова надев на Тома наручники, Легри занялся осмотром снятой одежды. Он вытащил из кармана шелковый платок, который тут же забрал себе. Разные мелочи, которые Том хранил словно драгоценности, так как ими некогда забавлялась Ева, Легри с презрением выкинул в воду.
В одном из карманов праздничной одежды Тома Легри обнаружил книжку методистских псалмов. Нахмурившись, он перелистал ее.
— Вот как! Мы, оказывается, набожны! Ты принадлежишь к церковной общине?
— Да, мастер, — твердо ответил Том.
— Значит, ты скоро выйдешь из нее. Не терплю у себя негров, которые молятся, распевают псалмы и воют! Запомни это и берегись! — И, говоря это, он топнул ногой, вперив в Тома жестокий взгляд своих маленьких серых глаз. — Отныне я твоя церковь! Слышишь? Поступай, как я тебе приказываю!
Том промолчал. Но какой-то внутренний голос твердил в его душе: «Нет!»
Мельком взглянув на опечаленное лицо Тома и захватив с собою сундучок, в котором был сложен весь запас чистой одежды Тома, Легри отправился на переднюю палубу, где вскоре вокруг него собрались матросы. Не скупясь на шутки по поводу негров, которые разыгрывают из себя господ, он распродал все содержимое сундучка Тома и в конце концов продал и самый сундучок. Он и покупатели были уверены, что сыграли веселую шутку; их забавляло, что Том грустными глазами провожал каждую из своих вещей, которые быстро расходились по чужим рукам.
— Вот видишь, любезный, — сказал Легри, подходя к Тому, — я избавил тебя от лишнего груза. Береги свое платье, ты не скоро получишь другое. Я люблю, чтобы негры берегли свою одежду. У меня костюм носят не меньше года!
После этого Сэймон направился к Эмелине, скованной вместе с другой женщиной.
— Ну, милая, — проговорил он, беря ее за подбородок, — веселей, веселей!
Эмелина бросила на него взгляд, полный отвращения и ужаса. Легри уловил этот взгляд, и брови его грозно сдвинулись.
— Эй ты, девка! — резко сказал он. — Нужно быть приветливой, когда я с тобой разговариваю! Слышишь? А ты, старая желтая шкура, — добавил он, обращаясь к женщине, к которой была прикована Эмелина, — не строй такую похоронную рожу! Нужно глядеть веселей!
Веселей! — крикнул он, отступая на шаг. — Посмотрите на меня! Прямо, прямо в глаза смотрите! Вот так! А теперь, — гаркнул он, сжимая свой огромный кулак, походивший на кузнечный молот, — видите вы этот кулак? Проверьте-ка, сколько он весит! — И Легри с размаху опустил кулак на руку Тома.
