— Гут, — сказал Батон. — Зер гут
[8], Иван Сергеевич.
Директор засмеялся.
— А тройка, Мелков, у тебя все равно условная. Давайте, морячки, в честь такого события уху сварим из ваших окуней. Идет?
— Зер-зер гут! — заорал Батон.
— Тогда — за дело. Желудев — за водой, Стукалов — лук чистить, Кудрова — картошку, я плиту затоплю, а Мурашов рыбу выпотрошит.
— Иван Сергеевич, не люблю я потрошить, — сказал я. — Давайте я что-нибудь другое сделаю.
— Катамаран! — отозвался директор.
— Ну и пожалуйста, — сказал я и пошел за рыбой.
Рыба висела на заборе в подсачке. Возле нее уже собрались кошки со всего поселка. Они терлись о забор, выгибали спины и мурлыкали.
Я шуганул кошек, вывалил рыбу на траву и крикнул:
— Иван Сергеевич, где кастрюля?
— Возьми на кухне.
— Катамаран! — заорал я.
И через полминуты сам директор нашей школы принес мне кастрюлю.
А зачем мне эта любовь?
Иван Сергеевич посоветовал нам про клуб помалкивать и вообще держать все в секрете. Я спросил его:
— А зачем?
— Чтобы побольше ребят собрать.
— Если они знать не будут, так и не придут, — сказал я.
— Все как раз наоборот, Мурашов.
И точно. Когда у нас около школы объявление висело про кружок баянистов, то ни один человек не пришел записываться. А сейчас без всякого объявления нас только и спрашивали:
— Какой там у вас еще клуб?
— Вы чего строить собираетесь?
— Правда, что вы с аквалангом будете плавать?
И всякие другие глупости. Но точно никто ничего не знал.
На эти вопросы я только рычал:
— Катамар-р-ран!
Батон хихикал, и по его виду было понятно, что он что-то знает.
Колька, как всегда, молчал.
Но все-таки мне не понятно, откуда они узнали. Могла, конечно, Наташка распустить язык, а мог и Илларион рассказать девчонкам.
Нашим девчонкам Илларион все больше нравился. Наверное у них уже очередь установилась, чтобы с ним поговорить. Одна только Наташка фыркала и говорила, что он противный. И все почему-то мне про это сообщала. А мне все равно, кто там ей нравится или не нравится. Я сказал:
— У тебя все противные, потому что ты сама вредная.
— Я вредная?! — возмутилась Наташка. — А может, мне совсем другой человек нравится!
— Вот и иди к этому человеку, — сказал я.
— А вот ты не знаешь, как его зовут.
— А мне неинтересно.
— А ты угадай.
— И не подумаю.
— Ну, на какую букву?
— На букву «ы», — сказал я.
— Дурак! — обиделась Наташка.
А я засмеялся, потому что она разозлилась, а мне хоть бы что.
Место для лагеря мы выбрали в бухточке, недалеко от дома директора. Там весь берег зарос молодыми соснами, домов не видно, а видно только море и острова.
Мы решили никому не говорить, пока не поставим палатки. Нам хотелось, чтобы ребята увидели все готовенькое и заплакали бы от зависти.
Но ведь глаза никому не закроешь. Все видели, что мы готовим колышки и носим на берег сено.
Первым сообразил Умник.
— Лагерь строите? — спросил он.
— Скоро узнаешь.
— Я и так знаю. Колья — для палаток, а сено — под палатки. Только где вы палатки возьмете?
— Раз ты все знаешь, то догадайся.
— Школа купила? Тогда почему вы одни работаете?
— Работать любим, — сказал я.
— Нет, Мураш, — ответил Умник, — это ты для себя стараешься. Не могу только понять, откуда у тебя палатка.
— Смотри, ребята, — сказал я. — Умник первый раз в жизни ошибся.
— Может, сказать ему? — предложил Илларион. — Его деньги тут тоже есть.
Я посмотрел на Иллариона жутким взглядом и показал потихоньку кулак, но было уже поздно.
— Все ясно, — усмехнулся Умник. — Это — за осушение луга.
— А ты против? — спросил я.
— Почему? В десять раз лучше, чем для тебя бутсы покупать. А почему вы остальным не сказали?
— Зато ты теперь скажешь.
— А почему я должен молчать?
— Может, ему банок дать? — спросил я.
— Катамаран! — ответил Батон.
Мы навалились на Умника, прижали его к земле так, что он даже говорить не мог. Он молчал, а мы ему объясняли, что есть такое слово — сюрприз. Это когда неожиданно людям делают что-то приятное. От того, что неожиданно, получается в миллион раз приятнее. Правда, бывают и неприятные сюрпризы. Вот Умник такой и получит, если вякнет кому-нибудь про палатки.
Когда мы Умника отпустили, он сразу ушел. Мы думали, что он пошел по поселку трепаться, но он вернулся минут через десять. В руках у него была книжка «Справочник туриста».
— «Место для установки палатки следует окопать канавкой, чтобы под нее не подтекала дождевая вода», — прочитал он.
— Молодец. Будешь у нас главным ученым по канавкам, — сказал я и взялся за лопату.
За палатками Иван Сергеевич с Лехой поплыли на «казанке». Когда они вернулись, никаких палаток я в лодке не увидел. Они поставили лодку на прикол, а сами, засучив брюки, вышли на берег с пустыми руками.
— Уже нет? — спросил я.
Иван Сергеевич посмотрел на меня и пожал плечами.
— Нормально, — сказал он.
— Купили?
— Нормально.
— Что нормально? — спросил я.
— Все нормально, — ответил директор, и оба засмеялись.
А я видел, что в лодке ничего нет, и смех этот мне не понравился.
— Ничего нет смешного, — сказал я. — Как бы теперь над нами не стали смеяться.
— Да купили, купили, — сказал директор. — Просто захотелось поговорить с тобой на твоем языке. Я же не знал, что ты его сам не понимаешь. Мы решили их сегодня не ставить, а завтра, с утра пораньше, пока все спят. Сюрприз так сюрприз.
— А где они?
— В лодке лежат, в багажном ящике. Кто у вас легче всех встает?
— Я, — сказал Батон. — Я раньше отца встаю, а то он, как проснется, сразу начинает мне работу придумывать. Я всегда раньше удираю. Я ведь поэтому и голодный утром.
