— Кстати, — вспомнил папа, — у Чукреевых Сенька вроде всерьёз пропал. Ты посматривай, Верочка, вдруг регистрировать приведут.
— Вряд ли, — говорит тётя Вера. — Если украли, на рынке надо ловить. На собачьем, знаешь?
— Кто же не знает, — кивает папа. — А вдруг?
Надо же, Сенатор всерьёз пропал! Ася думала, он уже нашёлся…
— За город запросто могли увезти, — говорит тётя Вера. — На дачу куда-нибудь. Такого красавца припрячут, будь покоен. Кто там следующий? Заходите!
Но никто почему-то не входит.
Папа выглянул.
— Ого! — говорит. — Уже пусто. Славно, однако, поработали.
— Не может быть?! — обрадовалась тётя Вера. — Вы с Аськой меня буквально спасли. Одна бы я до ночи сидела!
Трепетная лань
Ася давно уже сделала уроки. Папы всё нет, а мама — у себя в комнате. Не выходит. Ей нельзя мешать. Папа предупредил: «Что бы ни случилось, к маме входить нельзя. Сама всё решай. На свой риск! Не маленькая!» — «А если пожар?» — нарочно сказала Ася. Но папа остался непреклонным, даже не улыбнулся. «Выноси вещи, вызывай пожарную команду, а к маме — чтоб ни ногой».
Пожара нет никакого…
Зато пришла почтальон, принесла бандероль на папино имя.
— Кому можно вручить? — говорит.
— Мне можно, — решила на свой риск Ася.
Нет, ей почтальон не согласна. У Аси паспорта нет. Неизвестно, может ли она еще расписаться.
Ну, уж это просто смешно. За кого хочешь может расписаться! С крючком и с росчерком. Что Ася, маленькая?
— Всё равно нельзя, — вздохнула почтальон.
Ей самой обидно, что она зря на третий этаж поднималась. У неё одышка. Ступеньки высокие, старый дом. Но бандероль заказная, нельзя рисковать. Вдруг она пропадёт?
Тут в коридор вдруг выскочил Фингал. Ася ему строго-настрого приказала сидеть в комнате, что бы ни случилось. А он всё равно выскочил! Придётся с ним потом серьёзно поговорить…
Фингал, — папа считает, — самый крупный в семье политик. Он со всеми разный. Маму он, например, не слушается совершенно. Когда мама одна, Фингал носится по квартире как ненормальный. Лает, тапки грызёт, может стащить у неё из-под рук колбасу. На диван завалиться с ногами. Не считает зазорным! «Я для него просто хорошая коммунальная соседка для игр», — вздыхает мама. «Сама распустила, — объясняет папа. — Никогда его не наказываешь!» — «Разве? — удивляется мама. — По-моему, я наказываю. Я его наказываю презрением. Или великолепным молчанием. Или внутренним неприятием. Просто он меня не ставит ни в грош. Не ремнём же его наказывать?»
Но папа считает, что иногда — именно ремнём. Он пару раз наказывал! И Фингал очень даже понял, больше не требуется. Во всяком случае, папу он высоко теперь ставит. Может, папа придумал насчёт ремня? Ася не видела. Но Фингал, видно, чувствует, что — в принципе — папа может. Пойти на эту крайнюю меру. И слушается папу безукоризненно, с первого раза. При папе он к обеденному столу вообще не подходит, а из маминых рук даже не берёт сахар. Делает вид, что он сахар терпеть не может. Ему тошно на этот сахар смотреть! Уберите скорей! А стоит папе на секунду выйти, Фингал мгновенно подскакивает к маме и тычется носом в руки: «Давай сахар! Быстрее! Копаешься!» Схватит, за щеку сунет и отойдёт, как пуся. Будто и не просил. «Фу, какая двойная душа», — стыдит его мама. Фингал смирно лежит, где папа ему приказал, грызёт свой сахар и на маму даже не смотрит.
Такой политик!
А Асю Фингал охраняет. Когда он с Асей наедине, Фингал, конечно, дурачится, скачет на равных, даже ещё дурее. Но стоит кому-нибудь появиться, чужому, и он сразу меняется — Фингал как-то вдруг подбирает тогда в мощный комок своё длинное тело, ставит шерсть на загривке дыбом, белые клыки сдержанно и строго белеют из-под чёрной верхней губы, слышен сдавленный рык, и глаза вдруг твердеют по-взрослому. Такой твёрдый, точный и пристальный взгляд! Будто Фингал каждого сразу предупреждает: «Вы на эту девочку голос никогда не повышайте, потому что я её люблю…»
Почтальон говорила тихо. Но Фингалу всё равно не понравилась. Может — зачем бандероль Асе не отдаёт?
Вышел и рядом с Асей встал. Рыком своим рокочет тихонько.
— Это твоя собачка? — сразу заинтересовалась почтальон. — Красивая какая собачка! Она не кусается?
— Без команды он никогда не кусается, — объяснила Ася.
Почтальон только что присела на тумбу для обуви, чтоб отдышаться. И рядом с ней заказная бандероль.
— Я, пожалуй, пойду, — вдруг заторопилась. — Уже отдохнула. Мне ещё столько разносить!
И протянула руку — забрать бандероль.
Это Фингалу совсем не понравилось. Он рыкнул громче.
Почтальон отдёрнула руку и тихо положила себе на колени.
— Что, собачка? — говорит. — Понимаешь, нужно работать…
Уважительно так с Фингалом разговаривает. Рассказывает ему про свою работу, что нужно ходить по разным квартирам, кому — журналы, кому — перевод. Она бы, может, и не ходила, по возрасту. Но приходится, жизнь так сложилась. Времени совершенно нет, чтоб посидеть вот так без дела…
— Вы идите, пожалуйста, если некогда, — сказала Ася. Фингал до утра может слушать, а человеку действительно некогда. Прикрикнула на него, чтоб отошёл с дороги. — Фу, Фингал! Расселся!
Усталая почтальон вдруг вскочила резво, как девочка, и выскочила за дверь. Быстро-быстро уже бежит по лестнице вниз. Даже не попрощалась.
Из-за тумбы для обуви высунулся любопытный уж Константин. Увидел, что почтальона нет, и спрятался обратно.
А заказная бандероль на папино имя так и лежит на тумбе. Забыла бандероль! Ася только сейчас заметила. А ведь она даже не расписалась. Фингал нюхает бандероль, и шерсть у него на загривке дрожит от чужого запаха.
— Дай сюда, — приказала Ася.
Фингал с отвращением взял зубами и подал бандероль Асе. Всё-таки он её тоже с первого раза слушается, не только папу…
Папы всё нет.
Ася подошла тихонько к маминой двери. Послушала. У мамы было тихо. Машинка, во всяком случае, не стучит. Ася цыкнула на Фингала, чтоб не вздумал лезть, тихонько нажала дверь и вошла.
Мама неподвижно сидела за своим столом, перед машинкой.
Такой у неё, честно говоря, был сейчас вид, будто маму силком затащили в эту комнату, набитую толстыми книгами до потолка, посадили на этот стул в тяжёлом осеннем свете, тревожно текущем из медленных окон, и приказали сидеть так вечно. А зачем — объяснить забыли. Вот она и сидит, смотрит в стенку куда-то перед собой, даже позу переменить боится, сесть поудобней…
— Мам, — окликнула её Ася. — Там папе бандероль.
— Сейчас получим, — не сразу отозвалась мама, всё ещё глядя куда-то в стенку, где ничего не было.
