— Я уже получила, — сказала Ася.
— Молодец, — мама, наконец, обернулась. Хоть папа и запретил её беспокоить, но было видно, что мама обрадовалась. И Ася её поняла! Что за интерес, в самом деле, смотреть в стену, где ничего всё равно нету? Надо хоть картинку нарисовать и туда повесить. — Положи куда-нибудь…
— Я не буду мешать, — сразу предупредила Ася. — Ты работаешь?
— Как тебе сказать, — мама задумалась. Наверное, сперва хотела соврать. Но потом тряхнула головой и призналась. — Нет, по-моему, не работаю. По-моему, скоро пойду водить трамвай. Ты не против?
— Не знаю, — честно сказала Ася.
Мама давно собирается. Чуть что у неё не ладится, сразу: «Всё. Пойду лучше водить трамвай». Сама, между прочим, не умеет. Даже ни разу не пробовала. Если там тоже не получится? «Научусь. Я способная. Кончу курсы». Ася видала в трамваях объявления: приглашают. Правда, что ли, пойдёт? «Трамваи от страха с ума сойдут», — уверяет папа. Мама такая рассеянная! Она же не заметит, когда рельсы кончатся. Свой трамвай загонит куда-нибудь в капусту. «Где это ты капусту в городе видел?» — смеётся мама. С её-то рассеянностью?! Бегемот, например, будет сидеть на рельсах и на пианино играть. Мама всё равно не заметит, если задумается. Запросто сделает этого бегемота уродом. «Не сделаю, — протестует мама. — Он меня заметит». — «Да, это на него произведёт неизгладимое впечатление», — объясняет папа.
— Может, тебе не понравится, — осторожно говорит Ася.
Хуже нет маму напрямик отговаривать, Ася по себе знает. А вот если так, осторожно…
— Понравится, — уверяет мама. — Я скорость люблю.
Глаза заблестели, так она любит. Вскочила из-за своего стола и теперь по комнате бегает.
— Быстро буду мчаться! Без остановок. По прямым сверкающим рельсам через весь город наискосок…
Размечталась.
Ася представила, как она несется. Трамвай под уздцы схватила, будто он лошадь. Он вздыбился! На задних колесах уже несется. Ржет и красными боками поводит. Мама никак не может остановить. Тут Ася бросается с Фингалом наперерез…
Ух, даже дух захватило!
— А как же пассажиры будут садиться?
— Пусть вскакивают, если смогут, — бесшабашно машет мама рукой.
Ей не до пассажиров. Она несётся без остановок.
— А как же выходить?
Ася не замечает, что она уже кричит. Увлеклась тоже!
— Пусть соскакивают! — бесшабашно машет мама рукой.
— Ну, хоть на нашей остановке остановись!
— Не остановлюсь, — заупрямилась мама. — Я уже разогналась.
— А зачем же тогда трамвай? — кричит Ася.
— Как зачем? — удивляется мама. — Для красоты! Для домовитости города! Для удивленья!
— А метро?
— Нора крота изнутри, — кричит мама, ликуя. — Разве можно сравнить с трамваем? В нём солнце! Воздух! Он же звенит!
Это Ася когда-то нарисовала. Все чёрное. Прямо чернущее. И чёрные ступеньки ведут в черноту. А в этой черноте лежат на чёрных полках чёрные припасы на чёрный день: чёрный хлеб, чёрный сыр, чёрные коробки с чёрной икрой. И кругом всё исключительно чёрное. А сверху, над чёрной чернотой, зелёная трава и красное солнце. «Нора крота изнутри». Ася писать тогда не умела, но устно она объяснила…
— Погоди, а чего это мы с тобой орём? — удивилась мама.
— Разве мы орём?
Ася так удивилась, что заговорила шёпотом.
— По-моему, орём, — тоже шёпотом сообщила мама.
— Может, это не мы?
Ася с мамой уставились друг на друга и замолчали. Стало сразу очень тихо. Только Фингал скребётся у двери, это слышно.
— Нет, никто не орёт, — сказала мама обычным голосом. — Значит, показалось. Вдруг почему-то приличное настроение! У тебя как?
— Тоже, знаешь, приличное, — подтвердила Ася солидно.
— Может, нам что-нибудь придумать под настроение?
— Можно, — солидно кивнула Ася.
Они с мамой часто придумывают. Если мама, конечно, свободна. Ася никогда бы не стала мешать. Например, сама к маме лезть. Но если она всё равно сейчас не работает и сама так хочет…
— Абракадабру какую-нибудь, — размечталась мама. — В рифму, если не возражаешь. Пускай каждые две строчки у нас рифмуются. Нет, это скучно. Ну, потом усложним, в процессе.
— А про что?
— Предлагай, — прищурилась мама. — Может, лучше — про кого? Например, давай про лань? Доброе слово такое, располагающее.
— Давай, — согласилась Ася.
Она сразу поняла, почему мама выбрала это слово. И Асе стало приятно, что мама помнит. Хотя сама Ася как раз не помнит, а ей мама уже рассказывала. Удивительно это приятно, когда тебе про тебя же рассказывают, какая ты была маленькая. Ася очень любит. И требует всякий раз новых подробностей. Чтобы мама побольше вспомнила! И мама даже, кажется, понимает, почему она любит. Дело в том, что сколько сама о себе ни думай, все равно себя плохо знаешь. А когда тебе про тебя говорят, какой ты была и что делала, вдруг начинаешь что-то новое в себе понимать…
Слушаешь, слушаешь про себя и как будто сама себе учишься, какая ты есть…
Асе было лет пять, и они с мамой бродили по зоопарку, самое любимое Асино тогда было место. Пони кормили булкой, смотрели, как слон подбирает монетки и отдаёт своему служителю. Как мечется в клетке волк. А потом Ася застряла у клетки с ланями. Маму они никогда не волновали, лани и лани. Грация есть, а ума — не сильно заметно. А Ася стоит и стоит. Вдруг оборачивается: «Я профессию себе выбрала». Мама как-то не была подготовлена, удивилась. «И какую же? — спрашивает осторожно. — Что же ты будешь делать?» — «Буду работать с ланями, — сообщила ей Ася. — У них глаза печальные. Видимо, с ними никто не работает».
И, решив своё будущее, сразу же пошла дальше, к змеям.
А мама, рассеянно поспевая за ней, подумала тогда, что это совсем не плохая причина для выбора, достойная причина, — чьи-то печальные глаза. И что она с этой точки зрения не удосужилась посмотреть на ланей. А Аська посмотрела! И маме было за Асю радостно, а за себя чуточку грустно. Неужели она уже разучилась смотреть в глаза?…
— Первую строчку — ты, — попросила Ася.
— Ладно. Ну, например, — мама на секунду задумалась. — Например, «бежала трепетная лань…». Это пойдёт?
— Она была такая дрянь, — легко подхватила Ася.
— Ну, что же ты её сразу! — ужаснулась мама. — Нет, так нельзя. Это мы будем теперь с тобой разбираться, почему она дрянь. Нам же никогда не выпутаться!
— А если не разбираться? — предложила Ася.
Мама честно подумала.
— Нет, — решила она. — Это слишком серьёзное обвинение. Давай что-нибудь другое, ага?
