— Увидят!
— Застукают!
— Не застукают!
Так заспорили. Прямо ссорятся! Кто как в детстве из них читал. Что они читали. Ася некоторое не знает, надо бы спросить. Даже слова не вставишь! Как они читали. Как читать интереснее. Тайком — безусловно интереснее. Почему взрослым уже скучнее читать? Потому что не запрещает никто! Хоть ночь напролёт читай. Хоть какую книжку…
Ася с Богдановым уже улеглись, а они всё ссорятся. Смеются. Гремят тарелками в раковине. Или Мария-Антуанетта гремит? Нет, ещё они. Всё копаются. Никак не уйдут с кухни.
Богданов, наверно, уже заснул. Его и не слышно. А Фингала ещё как слышно. Он беззвучно спать не умеет. Ворочается. Вздыхает. Иногда храпит. Ася тогда тапком в него швыряет, чтоб перестал. Лариса в ногах у Аси свернулась. Тоже спит. Маленькая, а от неё тепло. Мадам с Паскалем давно уснули. Рано ложатся! Ася клетку пледом закроет, и они, даже глупый Паскаль, сразу знают, что пора спать…
Одна Ася не спит…
Наконец мама с папой ушли к себе. Свет погас на кухне. И тихо. Интересно, где папин фонарик? Вроде, Ася его заметила на буфете.
Тихонько села на раскладушке, даже не скрипнула.
— Ты чего? — вдруг спросил Богданов.
Разве он не заснул? И не думал даже.
— Где фонарь? — говорит Богданов деловым тоном.
Уже поднялся. Он, оказывается, даже не раздевался. Прямо в тренировочном костюме под одеяло залез…
— Тоже будешь читать? — удивилась Ася.
Ничего он не будет. Ещё не хватало — читать. Богданов просто хочет попробовать, как папин фонарик горит под его одеялом. Ярко или как?
— Сейчас принесу, — сказала Ася.
— Скорей, — торопит Богданов. — Пока не застукали.
Повезло, между прочим. И мамин фонарик, который вечно и днём-то найти не могут, тоже в кухне валяется. На окне. Ася сразу нашла.
— На! — отдала Богданову папин.
Он всё же гость. Гостю надо лучшее отдавать, а у папы фонарик сильнее.
Богданов схватил и нырнул обратно под одеяло. Сопит оттуда, одеяло под себя подтыкает. Так долго возится!
— Ну, горит? — торопит Ася.
Ничего не горит. Он ещё и не зажигал.
Темно. Даже страшно почему-то. Вдруг Ася видит — одеяло, под которым Богданов, вдруг изнутри засветилось каким-то таинственным светом и вокруг от него таинственное мерцание. И этот таинственный свет со своим мерцанием ещё сам собою шевелится вместе с одеялом.
Фингал вскочил и насторожился.
— Привидение! — шёпотом закричала Ася.
Всё-таки она, значит, помнила, что надо шёпотом. А то сразу застукают.
Богданов вынырнул из-под одеяла:
— Где привидение? Где?
— Вон! — Ася тычет. — Под одеялом! Светится!
— Я фонарь зажёг, — смеётся Богданов.
Ася совсем забыла. А ну ещё! У неё же тоже фонарик. Она сама тоже сейчас попробует. Пусть Богданов смотрит.
— Ну?! — шёпотом кричит Ася.
— Здоровски! — смеётся Богданов. — Привидение!
— Теперь — с книжкой! — придумала Ася.
Со стола схватила, первую, что в руки попалась. И скорее на раскладушку. Одеяло со всех сторон подоткнула, чтоб ни единой дырочки. Фонариком щёлк!…
Вдруг такой свет. Ослепительный. Ася зажмурилась.
Люстра горит вовсю. Папа, в халате, стоит около выключателя. Как он подкрался? Даже Фингал не слышал. Застукал всё-таки!
— Так… — наклонился над Асей и шарит под одеялом. — Значит, почитываем? Я вас предупреждал. И чего мы почитываем? Так. Учебник! Русский язык! Полное безобразие — учебник с фонариком среди ночи читать. Дня тебе не хватает! Страсть к образованию её, видите ли, охватила!..
Ругается, а глаза смеются.
— Охватила! — хохочет Ася. — А если она меня вдруг охватила?!
— Ещё и хохочет, — возмущается папа. Глаза всё равно смеются. Что, Ася своего папу, что ли, не знает? — Я добром вас предупреждал. Теперь берегитесь. А у тебя, интересно, что?…
— Ничего у меня, — объяснил Богданов.
— Так. Ну, фонарик, это во-первых. Подлежит конфискации, — папа и у Богданова фонарь отобрал. — А во-вторых…
Пошарил у Богданова под подушкой и вдруг вытащил книжку.
— А во-вторых, пожалуйте, — «Всё о лошади»! Это как прикажете понимать? Я ведь тебя персонально предупреждал, Вадим, дружище?!
Богданов до того удивился, что сперва вообще онемел.
— Я эту книжку не брал, — потом говорит.
— Ясное дело, не брал, — кивает папа. — А как она к тебе под подушку попала? Или это Аськины штучки?
— Нет, — отказалась Ася. Она сама ничего не понимает.
— Не знаю, как она попала, — рассердился Богданов.
Он никогда ничего не читает. Разве Богданова-мама не говорила? Он читать не любит.
— Ясное дело, — кивает папа. — Эта книжка сама тебе запрыгнула под подушку. Бывает…
Так и не поверил Богданову.
Ещё папа сказал, что это Исключительная! Потрясающая! Обалденная! книжка про лошадей. Там про лошадь — вся правда. Он за этой книжкой охотился. Специально! Сам будет сейчас читать. Он большой, ему можно.
Забрал. Погасил свет. И ушёл.
Богданов ворочается в темноте на диване.
— Ты мне веришь? — вдруг говорит.
— Верю — сразу ответила Ася.
Всё равно ворочается.
— А ты читала? — вдруг ещё спрашивает.
— Что? — Ася не поняла. Совсем уж запуталась!
— Ну… эту книжку…
— Нет, — созналась Ася.
Она только картинки смотрела. Папа недавно принёс. Ася не думала, что эта такая Исключительная! Потрясающая! и Обалденная! книжка. Откуда же она знала? Ася больше любит читать про собак. И ещё сказки…
— Не отдаст теперь? — даже привстал Богданов.
Ася не знает. Можно, конечно, попросить.
— Попросишь?…
Богданов встретил лошадь на днях. Она за цирком одна стояла. В темноте. Со своей телегой. Никто к этой лошади не подходил.
Ася представила. Вечер. Цирк так и сверкает. Огни. Афиши. Музыка гремит изнутри. Со всех сторон через площадь бегут нарядные люди с билетами. Машут своими билетами, будто это флажки. А за цирком, где темно и служебный вход, стоит одинокая лошадь с печальной мордой. И так одиноко жуёт своими печальными губами.
Никому до неё дела нет! А она, может, привезла выступать дрессированных собачек. Собачки — в бантах — бегут по сверкающей арене на тонких ножках. Весь цирк им хлопает. А лошадь всё стоит одна в темноте…
