— Чем шляться по усадьбе и отрывать людей от дела, — сказала миссис Джонс, — она бы лучше помогла своей бедной сестре, которая всю ночь не спала оттого, что у малыша зубки режутся.
Она злобно посмотрела на тонкую девичью фигурку.
— Могла бы, кажется, застелить свою кровать — ведь сегодня стирка, да и варенье пора варить, и мало ли чего! Лентяйка она, вот что! Только о себе и думает, вертихвостка.
Миссис Робертс, толстая, добродушная женщина, неодобрительно покачала головой.
— Эх, милая! Разве у нее что плохое на уме? Молода еще, многого не понимает, только и всего. Подрастет-научится, красавица наша.
Миссис Джонс презрительно фыркнула:
— Еще бы! Она научится, дай срок, да вот — чему? И то сказать, она уже многому обучена.
Кроме миссис Джонс, во всей округе равнодушной к чарам Эльси осталась только старая графиня. Молодая леди Монктон, которая сначала отнеслась с некоторым недоверием к такой опасной красоте, была теперь, как и ее смиренные друзья из дома священника, в полном восторге от веселой, услужливой и хорошенькой девушки и расхваливала ее всем и каждому. Даже леди Крипс все реже отпускала шпильки по ее адресу. Но старая графиня оставалась при своем мнении столь же упрямо, как и миссис Джонс.
— Вылитая мать, — бросила она как-то раз, когда Эльси верхом на Фиалке и в сопровождении Генри с веселым смехом обогнала их карету.
— Не сказал бы, — ответил ее сын . — Насколько мне известно, дела миссис Карстейрс идут плохо. Я слышал от Джонни Гейлора, что, по словам их доктора, в последний раз, когда он ее навещал, у нее был синяк под глазом.
Она объяснила, что упала и ушиблась, но, по его словам, вся деревня знает, что Карстейрс бьет ее, когда бывает дома. Само собой, если у него заводятся деньги, он уезжает в Лондон к своим шлюхам. Но она, кажется, по-прежнему обожает эту скотину. De gustibus…
[10]
Однако я как-то не могу себе представить, чтобы мисс Эльси покорно позволила кому-нибудь помыкать собой — Даже моему любезному воспитаннику.
— Фил опять что-нибудь натворил? Что на этот раз?
— Ничего нового: пьет, развратничает и бьет ночных сторожей. Вот ему не мешало бы наставить фонарей. Впрочем, толку не будет, а то я бы сам его изукрасил. Он порядочный мерзавец. Не такой, как Карстейрс, но все-таки мерзавец. Между прочим, он, надеюсь, не ухаживает за мисс Эльси? Он ведь на ней никогда не женится.
Леди Монктон пожала плечами.
— Все мужчины ухаживают за Эльси, и она стравливает их друг с другом, как когда-то Херувимчик, только она достаточно хитра и умудряется не вызывать ревности других женщин. Теперь ей, кажется, вздумалось вскружить голову своему зятю. Мне наплевать, что Эльси водит за нос безмозглых юнцов, но я не допущу, чтобы обижали Беатрису, а не то я сумею приструнить эту барышню.
— Я не думаю, мама, что она поступает так со злым умыслом. Во всяком случае, у нее ничего не выйдет, как бы она ни старалась, — Телфорд никогда не разлюбит жену.
— Попробовал бы он ее разлюбить, — пробормотала старуха.
Несколько недель спустя, обеспокоенная слухами, которые доходили до нее со всех сторон, она послала в Бартон лакея с запиской, приглашая Беатрису на чашку чая. Он вернулся с вежливым отказом: у Дика режется еще один зуб и от этого небольшой жар.
На следующий день вдовствующая графиня сама без предупреждения явилась в Бартон. Миссис Джонс в некоторой растерянности выбежала к ней навстречу.
— Прощу прощения, ваше сиятельство; хозяйка в детской с маленьким. Он весь день капризничает. Сверху донесся сердитый детский плач.
— Да и всю ночь тоже, я полагаю. Ну, раз он так шумит, значит нет ничего страшного. Нет, не зовите ее сюда, я сама поднимусь к ней. Господь с вами, моя милая, или я, по-вашему, ни разу не видела ребенка, у которого режутся зубки?
Миссис Джонс, продолжая рассыпаться в извинениях, проводила ее в детскую.
— Их сиятельство, сударыня. Прикажете мне взять маленького?
Беатриса ходила по комнате, баюкая Дика. Его вопли постепенно затихали.
Она обернулась, не проявив никакого удивления.
— Здравствуйте, леди Монктон, — сказала она негромко. — Подождите минутку, пожалуйста. Дик сейчас заснет. Миссис Джонс поставит для вас кресло поближе к камину.
— Не обращайте на меня внимания, —ответила гостья. — Я просто заехала к вам поболтать. Чуть подальше от огня, будьте добры. И передайте мне одну из этих книг.
Она начала читать, но вскоре отложила книгу и сидела, поглядывая на молодую женщину. Беатриса по-прежиему ходила взад и вперед, укачивая малыша.
Когда он замолк, она уложила его в колыбель и провела гостью в соседнюю комнату. У двери она остановилась и прислушалась. В детской все было тихо.
— Он уснул, — сказала леди Монктон. — А теперь садитесь и поговорим.
Последнее время вас совсем не видно. Вы вечно заняты.
Беатриса села. У нее был очень усталый вид.
— Но ведь вы знаете, сколько хлопот с маленькими детьми — от них нельзя отойти, даже когда они здоровы.
— Ну, этот — настоящий здоровяк. Да и Гарри тоже. Доктор Джеймс только сегодня говорил мне. что ему еще не приходилось видеть такую заботливую мать и таких красивых мальчуганов. Кстати, позавчера я видела Гарри.
— Правда? Где же?
— На дороге к Эбботс-Марш, в тележке, запряженной пони. С ним сидел еще один мальчик, а позади бежало полдюжины собак. Правила какая-то толстуха.
— Миссис Робертс, жена нашего кучера. Она очень хорошая мать, и дети у нее всегда чистенькие, поэтому я позволяю Гарри играть с ними. Он и маленький Бенни — большие друзья.
— Надеюсь, она не заезжала с ними в Эбботс-Вуд?
— Нет, заезжала. У нее там были какие-то дела. А что? Она сказала мне, что дочка булочника больна. Надеюсь, что ничего заразного?
— К сожалению, корь. Когда я сегодня встретила доктора Джеймса, он как раз возвращался оттуда. В деревне заболело уже трое. Но не надо так пугаться. Возможно, что Гарри вообще не заразился. А если и заразился радуйтесь, что это не оспа. Крепкому ребенку корь не страшна. У меня семеро ею хворали, и ни один не умер. А чем дети меньше, тем легче они ее переносят.
Леди Монктон распустила ленты своего чепца и выпрямилась в кресле.
— Ну, вы. вероятно, догадываетесь, что я приехала к вам не для того. чтобы обсуждать детские болезни. Вы знаете, что об Эльси начинают ходить сплетни?
Беатриса взяла со стола распашонку, разгладила ее, аккуратно сложила и положила обратно.
— Нет.
